случай. Мыла окно и упала. Вы ничего не видали?

– Нет… Я кормила Ольгу Ивановну, – растерянно сказала Малахова, кивнув на пустую суповую тарелку, которую поставила на тумбочку, когда вышла на звонок.

– Врешь, Нюрка!!! – раздался пронзительный старческий голос. Дверь за спиной Анны Григорьевны затряслась от ударов. – Ты меня уже два дня не кормишь, взаперти держишь!

– Как вам не стыдно, мама! – Мучительно покраснев, Малахова схватила Глеба Палыча за руку. – Прошу вас, пойдемте, убедитесь сами!

Баранников не стал упираться и прошел вслед за Анной Григорьевной. Ее свекровь, совершив немыслимый скачок через полкомнаты, схватила с тарелки здоровенную котлету и торопливо запихнула ее в рот, после чего выразительно уставилась на сиротливо одинокое картофельное пюре. Смотрите, мол, сами, разве это можно назвать едой?

– Все ясно, – сказал Баранников, бросив быстрый взгляд на опущенные занавески. – Не подавитесь, Ольга Ивановна. И… не мойте окон в дождь, – добавил он, уже выходя и покосившись на Анну Григорьевну.

Окна соседней, тридцать четвертой квартиры выходили на улицу. Ее обитателям – студенческой семье Капраловых, полгода назад ставших счастливыми родителями двойни, – тоже изрядно досталось от Сидоровой. Всякий раз, когда к студентам приходили гости, в милиции раздавался анонимный звонок, и некто извещал дежурного, что в наркопритоне по адресу Успенский переулок, дом двенадцать, квартира тридцать четыре началась очередная оргия. Правда, с рождением близнецов звонки как-то прекратились – вероятно, молодым родителям стало не до гостей.

Баранников прижался ухом к двери. Не считая смутного ровного гула, в квартире стояла тишина. Глеб Палыч нажал на кнопку, подождал и нажал посильнее. За дверью послышались торопливые женские шаги и детское хныканье.

– Зачем же так трезвонить? – прошипела, открывая, Маша Капралова. – Они еще полчаса должны были спать! Из-за вас я достирать не успела.

Тут хныканье переросло в могучий хоровой рев, и молодая мамочка умчалась к разоравшимся чадам, неопределенно махнув участковому рукой. Глеб Палыч предпочел истолковать жест как приглашение и вошел. Наскоро оглядев прихожую, пощупал зачем-то колесо сдвоенной коляски, заглянул в ванную, где в таз с пеленками и распашонками низвергалась струя кипятка, крикнул в сторону комнаты: "Я позже зайду. Извините!" – и вернулся на лестничную площадку.

"Чеченский террорист" Иса Гуссейнов уже три года не жил в квартире номер тридцать три. Смылся в солнечный Азербайджан, оставив на произвол судьбы жену, Туманову Софью Алексеевну, и дочь жены от первого брака. Как подозревал Баранников, разрыв произошел при активном участии СС, натравливавшей на Гуссейнова не только милицию и ФСБ, но и налоговую полицию. Зато с тех пор как злосчастный азербайджанец отбыл на родину, кляузы на жителей тридцать третьей квартиры прекратились. Видно, против Софьи и Ксюши Тумановых старуха ничего не имела. Тем не менее Баранников позвонил и к ним.

Отдаленный, едва различимый девичий голос приблизился, и Глеб Палыч начал различать слова.

"…Сусанна совсем спятила. Три с лишним страницы на один день! Можно подумать, у нас других уроков нет… Ну да, этот жуткий текст на двести семнадцатой странице. Погоди минутку, я гляну, кто там пришел".

Щелкнул замок, и дверь приоткрылась на длину цепочки.

– Ой, здрассьте, Глеб Палыч! Тань, я попозже перезвоню.

Цепочка звякнула и дверь гостеприимно распахнулась.

– Опять по анонимным делам, Глеб Палыч? – лукаво спросила нимфетка, соблазнительно обтянутая леггинсами. – Или воспитательную беседу пришли провести?

– Нет, Ксюша, я по другому вопросу, – сказал Баранников, оглядывая прихожую, где на полу сушился раскрытый цветастый зонтик, блестели влажные следы тряпки, а на вешалке висела ярко-красная куртка с намокшим рукавом. – Ты из школы давно пришла?

– Недавно. А что?

– Когда шла, не обратила внимания на окна Октябрины Егоровны?

– Пф-ф! Вот еще! На что она мне сдалась?

– А чем ты занималась, когда пришла?

– Да ничем. Переоделась, суп разогрела, села обедать, а тут Танька Петухова позвонила. Про домашнее задание спросить.

– И долго вы болтали?

– Минут пятнадцать всего. Ну, может, двадцать. Это ведь законом не запрещено?

– Нет пока. Хотя проект в Думе уже рассматривают, – пошутил Баранников, производя в уме быструю оценку. "Допустим, минуту я плелся наверх, с новобрачной разговаривал от силы три… Минуты четыре таращился на тело и говорил с Игорем. Еще по две минуты на каждую из трех квартир… Всего четырнадцать минут. Ладно, пусть будет пятнадцать. Пятнадцать минут назад старуха Сидорова была еще жива…" – Ксюш, можно у тебя трубочку попросить?

Девочка с готовностью протянула участковому трубку, но, когда он нажал на кнопку, вдруг нахмурилась и дернула рукой. Однако на его вопросительный взгляд ответила успокаивающим жестом: все в порядке, говорите, мол.

– Здравствуйте. Можно попросить к телефону Татьяну Петухову?

– Это я.

– Старший участковый Баранников беспокоит. Вы не могли бы назвать время, когда позвонили Ксении Тумановой?

– Ой. А что с Ксюшей?

– С ней все хорошо, она просто свидетель и потом вам все расскажет. Припомните, пожалуйста, время – это важно.

– По-моему, в пятнадцать минут четвертого. Да, точно, в три пятнадцать. У нас уроки кончаются в два пятнадцать, и я, помню, еще подумала, что за час Ксюша уж точно добралась до дома.

Глеб Палыч взглянул на часы. Пятнадцать тридцать шесть.

– Спасибо, вы мне очень помогли. – Он нажал на отбой и вернул трубку Ксении. – И тебе спасибо. Ты пока не выходи во двор, хорошо? Октябрина Егоровна выпала из окна. Жуткое зрелище.

На площадке четвертого этажа Баранников вдруг остановился. Похоже, его личность претерпевает профессиональную деформацию. Случай совершенно прозрачный. Бабка восьмидесяти с лишним лет взгромоздилась на подоконник, чтобы помыть окно, потеряла равновесие и упала. Сама, без посторонней помощи. Никто просто не мог эту "помощь" ей оказать.

Посторонние люди, равно как и жильцы нижних этажей, не просочились бы мимо участкового незамеченными.

Анна Григорьевна кормила строптивую свекровь – это сомнений не вызывает. Когда Глеб Палыч вошел в комнату, там еще витал запах супа.

Маша Капралова в принципе могла отлучиться на пять минут от спящих близнецов, но откуда ей было знать, что СС возится с окном? Коляска и обувь в коридоре совершенно сухие, но не мытые. Значит, если Маша и выходила на улицу, то до дождя, а дождь идет уже минут сорок пять.

Ксюша Туманова все время, пока Баранов находился в доме, болтала по телефону. Да и зачем ей убивать старуху? Вряд ли она так переживает из-за