мороза рядом с санями. Не все они умели сидеть на облучке. Многим из них никогда до войны не доводилось запрягать лошадей.

Вечером на весь личный состав нашего батальона привезли зимнее обмундирование. Водители получили теплые шапки, рукавицы, валенки, ватные брюки. А главное — полушубки. Это всех приободрило. Кабины машин уже заиндевели от мороза.

Утром 21 ноября ладожский лед опробовал на «эмке» начальник тыла Ленинградского фронта генерал Лагунов. Вместе с начальником строительства ледовой трассы военным инженером 3-го ранга Якубовским они проехали из Коккорева в Кобону.

Во второй половине дня я сформировал разведгруппу из десяти грузовых машин марки ГАЗ-АА. В народе их называли полуторками, грузоподъемность каждой — полторы тонны. В состав разведгруппы вошли только коммунисты и комсомольцы. Добровольцев нашлось немало. Я — отобрал самых опытных и крепких ребят. Первые пять машин должны были повести Андреев, Быков, Воленко, Петров и Ремнев. С ними отправлялись младший политрук Швидченко, командир 1-й роты Баранов, командир взвода Прешиков. Возглавил разведгруппу начальник штаба Е. Бирюкович.

Примерно за час до темноты разведколонна подъехала к озеру. Я провожал ее вместе с комбригом Д. Биберганом и начальником автодорожного отдела Ленинградского фронта, военинженером 1-го ранга Монаховым.

День выдался «нейтральный» — нигде не слышалось стрельбы. Мороз заворачивал такой, что всем провожавшим пришлось приплясывать на берегу и подвязать шапки. Лед на озере окреп, но по-прежнему оставался черным до самого горизонта. Лишь кое-где торосы и рябые щербинки присыпало снежком.

Дверцы кабин были раскрыты настежь. Так у водителей было больше шансов на спасение, если машина уйдет под лед. Поравнявшись с провожавшими, из кабины головной полуторки высунулся начальник штаба Е. Бирюкович:

— До встречи, товарищ комбриг!

— Будьте осторожней на середине! — сказал Д. Биберган: — Там еще есть разводья.

Лед под передними колесами хрустнул и осел. Впереди головной машины змейками побежали трещинки. «Трескучий мороз — трескучий лед! — подумалось мне. — Лишь бы только с треском не провалиться!»

Осторожно съехав с Вагановского спуска, автоколонна рассредоточилась на льду и взяла курс на восточный берег.

Озеро быстро заволокли холодные сумерки. Вешек не стало видно даже у берега. Но зажигать фары в темноте было категорически запрещено. Единственным ориентиром водителям мог служить только телефонный провод. Связисты протянули его по льду три дня назад между Коккоревом и Кобоной. Проводив машины, мы вместе с комбригом Д. Биберганом пошли в избу, где размещалась диспетчерская.

Прошло более семи часов. В половине первого ночи раздался телефонный звонок. Комбриг нетерпеливо подсел к столу. Но по тому, как вытянулось лицо дежурного сержанта, я понял: хороших вестей не будет!

— Товарищ комбриг! Колонна потерялась… — растерянно доложил он майору Д. Бибергану.

— Как по-те-рялась? — запинаясь, повторил комбриг.

В диспетчерской все замерли в напряжении.

— Передайте связистам в Кобоне, — приказал Д. Биберган, — чтобы они держали с нами постоянную связь. Пусть немедленно вышлют людей на поиск машин в прибрежной полосе!

«Где их теперь искать? — обожгла меня мысль. — На Ладоге и днем черным-черно, а в темноте и подавно ничего не увидишь!»

Ровно в час ночи кукушка прокуковала один раз. И в это время зазвонил телефон. Майор Д. Биберган сам снял трубку:

— Кто у аппарата?.. Товарищ Бирюкович?.. Да, да! Слушаю вас!

Д. Биберган подозвал меня к себе. Я подсел к столу на место дежурного. С трудом узнал простуженный голос начальника штаба батальона.

— Потерь нет, — докладывал он. — Все машины дошли до Кобоны.

— Ясно! А почему задержались? — спросил комбриг. Е. Бирюкович не смог сразу ответить — помешал затяжной кашель.

— Извините, товарищ майор! — наконец проговорил он. — Немного продуло на ветру. Когда стемнело, пришлось лечь на крыло и держать в руке телефонный провод. Без него потеряли бы ориентировку. Нас задержали небольшие трещины на четвертом и девятом километрах. Дежурные дорожники положили на разводья мостки. А вот на двадцать первом километре лед разошелся только сегодня ночью. Здесь в основном и стояли.

— А объехать было нельзя? — поинтересовался Д. Биберган.

— Нельзя, товарищ комбриг! К северу лед совсем тонок, а на юге — немцы рядом.

— Как добрались до берега?

— Пришлось снять боковые борта с машин и соорудить настил.

Весь день 22 ноября ушел на подготовку. Я осмотрел все полуторки, разместившиеся в лесу между Коккоревом и Вагановом. Отобрал 60 машин. Как и вчера, подъехали к озеру еще засветло. Я сделал перекличку — все было в порядке. Потом с подножки головной полуторки я дал команду «Вперед!». Автоколонна осторожно спустилась на лед.

Водители были разбиты на десятки. Во главе каждой я поставил командира. Замыкающей ехала ремонтная машина. Вместе с запасными частями она везла в кузове спасательные круги.

Дистанцию между полуторками установили в 20–25 метров. Между десятками было до ста метров. Почти в темноте подъехали к фарватеру, по которому летом шли суда из озера в Неву. Это было самое опасное место. Лед здесь гнулся под колесами, словно живой. Такое ощущение, будто все время едешь в гору. Мотор перегревался, работая на полную мощность, а машина, буксуя, едва ползла по скользкому льду. Ни тормозить, ни останавливаться было нельзя — спасало только движение.

Сразу за фарватером замерцал огонек. За сутки, что прошли после рейса Е. Бирюковича, трассу немного обжили. На льду появились солдаты-регулировщики. Они стояли в маскхалатах, укрывая от ветра фонари «летучая мышь». Узкий луч света не только показывал дорогу. Он был признаком жизни, которая зарождалась на мертвой ледяной глади. Фонари светили через каждые три-четыре километра, вселяя в нас надежду и не давая сбиться с пути.

До острова Большой Зеленец мы доехали без потерь. Каждый почувствовал облегчение, когда колеса коснулись твердой земли. До восточного берега оставалась треть пути. Но как раз на этом отрезке с одной из машин случилась беда. Края трещины на 21-м километре разошлись еще больше. Лед здесь, видно, ослаб от ударов волны. При подходе к трещине одна полуторка провалилась передними колесами. Водитель успел выпрыгнуть из кабины. Взять на буксир застрявшую машину было нельзя. Останавливаться — тоже. Пришлось оставить ее на озере.

Ближе к Кобоне лед был покрепче. Он уже не гнулся, как на фарватере, и кое-где был