метрах в трехстах.
Майор Андреев доложил о прибытии колонны полковнику Дорофееву, командиру танковой части. Узнав, что мы ленинградцы и что многие из нас работали на «Дороге жизни», полковник обнял чуть не каждого шофера. В Ленинграде оставалась в блокаду его семья, а сам он в феврале 1942 года переезжал Ладогу по льду со своей танковой частью.
— Очень рад, что боеприпасы к рейхстагу привезли ленинградцы. А теперь выгружайтесь и спите до утра!
Какое там спать, когда рейхстаг рядом! Но пробраться к нему нелегко. От нашего автобата туда отправилось трое — майор Андреев, сержант Михайлин и я.
К рейхстагу мы продвигались небольшими перебежками. В воздухе пыль и гарь. Над головой — россыпи трассирующих пуль. Приходилось карабкаться по грудам кирпича, по сплетениям вздыбленных балок.
И вот после очередной перебежки мы увидели горящую площадь. Ее пересекали траншеи, рвы с водой. Она была завалена деревьями, мешками с песком, опрокинутыми пушками и машинами.
А над площадью возвышалось большое темное здание, подсвеченное со всех сторон заревом огней. В это зарево, казалось, вот-вот готова была скатиться с крыши упряжка коней. Багровые языки пламени вырывались из проломов в стенах, танцевали на ступеньках обнаженных лестничных клеток, вокруг высоких колонн…
— Глядите! — показал я на развороченный купол рейхстага. — Наше знамя!
Освещенное заревом пожара, оно билось на ветру, как наши сердца. Мы обнялись, расцеловались. А потом направились к главному входу.
На ступеньках перед входом я упал, заглядевшись на кирасира с мечом, и ушиб ногу. В сердцах выругался: «Ну, враги рода человеческого, мы вас отучим от меча!» И, прихрамывая, взбежал по ступенькам в рейхстаг.
Михайлин с Андреевым уже поджидали меня у высокой колонны, украшенной батальными сценами. «Видал, сколько своих знамен и вояк налепили? — сказал Михайлин. — Самое место запечатлеть нашу победу!»
— Не стоит портить работу скульптора! — остановил его Андреев и повел нас в глубь большого зала.
Там уже была уйма наших солдат. Кто штыком, кто ножом писал на стенах автографы. На штукатурке ни одного живого места не осталось. Всюду надписи: «Мы из Казани», «Мы из Рязани», «Мы из Сибири» — словом, со всех концов нашей земли. Решили и мы оставить на память надпись от ленинградцев.
— Но здесь нам делать нечего! — сказал майор Андреев. — Подпишемся выше.
Зашагали по лестнице на второй этаж. Взрывом бомбы, попавшей в самый центр рейхстага, на ней снесло перила и несколько пролетов. Неосторожный шаг — и сорвешься вниз. Нелегко нам было решиться прыгать через пустоты на лестнице. Но ведь еще труднее пришлось тем, кто с боем прорывался здесь наверх.
Мы зашли в какой-то кабинет — четырехугольный, с окнами на полыхающую огнем площадь. Здесь тоже было полно народу. На полу еще дымились поваленные шкафы с бумагами. Горели планы «третьего рейха» на мировое господство. Это был кабинет Гитлера.
Я отыскал на полу разбитую статую фюрера. У нее черный скрюченный палец. «Есть чем писать, но где?»
Только на галереях остались неисписанные стены.
— Давайте, ребята, — торопил Андреев, — пока есть место, напишем!
Вдоль галереи стояли железные рыцари-крестоносцы. Гитлер их обожал. Огнем и мечом хотели они, как и сам фюрер, обратить другие народы в свою веру, отнять у них земли и поработить. Вспомнились мне слова Александра Невского: «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет!» Перефразируя их, я написал на стене: «Мы пришли в Берлин с мечом для того, чтобы отучить немцев от меча!»
Нам не хотелось уходить из рейхстага, не осмотрев всех его этажей. Здание было построено 50 лет назад на средства от контрибуций с Франции, но казалось более древним. За последние 12 лет рейхстаг дважды побывал в огне. В 1933 году фашисты перед приходом к власти устроили в нем пожар. В поджоге они обвиняли коммунистов. И вот теперь, в 1945 году, фашисты вновь подожгли рейхстаг. Они надеялись дымом выкурить наших солдат. Не вышло! Наши солдаты взяли рейхстаг и спасли его от огня.
Осматривая третий этаж, мы с Михайлиным наткнулись на неразорвавшуюся головку снаряда. Точно такие же «гостинцы» изготавливались на Урале, и Михайлин не упустил случая подтрунить надо мной:
— Ты, Охрименко, напиши своим землякам, что конфуз у них вышел с тяжелой артиллерией. И эту болванку, не поленись, вышли бандеролью!.
— Нет, Петушок, ошибаешься! — отбивался я. — Уральская сталь что надо! Смотри, какой пролом сделала в стене. А снаряд не разорвался потому, что капсюль не сработал!
Заспорили мы с Петром, чья вина в браке — ленинградцев, поставивших негодный капсюль к взрывателю, или уральцев, плохо сделавших головку снаряда. Михайлин и в мыслях не мог допустить, что ленинградцы способны на такую оплошность. Но и я не сомневался в земляках.
Наш спор разрешил майор Андреев: — Остыньте, ребята! Я тут не разберу, что написано. У тебя, Гриша, бухгалтерский глаз, любую приписку видит. А ну-ка взгляни!
Андреев осветил фонарем головку снаряда. Она деформировалась при ударе, но я прочел на снаряде: «Гостинцы Гитлеру». А чуть ниже — «За Ленинград!».
Теперь стало ясно, что снаряд не взорвался потому, что артиллеристы выкрутили взрыватель. Это был первый ленинградский автограф в рейхстаге.
Мы посмотрели на улицу через пролом в стене. Из подвала одного из жилых домов выходили жители Берлина. Женщины с детьми с тревогой посматривали на советских солдат. Не будем ли мы мстить за наши разрушенные города?
Нет, не будем! Не должны! Во имя тех немцев, которых фашисты убили в своих концлагерях.
И я предложил сделать еще одну надпись на стене рейхстага. Михайлин поднял меня на свои крепкие плечи. Высоко и крупно, чтобы сразу бросалось в глаза, я вывел на штукатурке:
«Здесь были из Ленинграда майор Андреев, Охрименко, Михайлин. Мы пришли сюда за тем, чтобы Германия к нам не ходила!»
— С войной чтобы не ходила! — добавил Михайлин.
Но я уже спрыгнул с его плеч на засыпанный штукатуркой пол рейхстага.
ЛитВек: бестселлеры месяца
