огромной птицей, он был готов сделать все, что велит Криспин, казалось, тот его загипнотизировал.

– Ты в нее стрельни, Крисп! – взывал он к Криспину,

печально стоявшему у поручня.– Стрельни над домом, вот тогда она выскочит.

– Ты так думаешь? – Криспин поднял винтовку и передернул затвор, выкинув патрон, пуля из которого убила птицу. Он проследил глазами, как блестящая гильза упала вниз, в покрытую слоем перьев воду.– Не знаю… она может испугаться. Лучше я туда сплаваю.

– Вот так и надо, Крисп.– Карлик лихорадочно расхаживал по палубе.– Привези ее сюда. Я тут пока все приберу.

– Может, так я и сделаю.

Вытащив ялик на берег, Криспин оглянулся на сторожевик, еще раз убедившись, что мертвый голубь отчетливо виден с такого расстояния. В свете утра оперение сверкало, как снег, на фоне ржавых мачт.

Подойдя к дому, он увидел Кэтрин Йорк, стоявшую в дверном проеме, раздуваемые ветром волосы закрывали лицо. Глаза ее сурово наблюдали за приближением Криспина.

Он был уже ярдах в десяти, когда женщина отступила внутрь дома и полуприкрыла дверь. Криспин побежал, но она высунулась из двери, крича:

– Уходи! Возвращайся к своему кораблю и к этим мертвым птицам, которых ты так любишь!

– Миссис Кэтрин… – Криспин, заикаясь, остановился перед дверью.– Я же вас спас… миссис Йорк!

– Спас? Спасайте птиц, капитан.

Криспин попытался что-то сказать, но она с силой захлопнула дверь. Он пересек луг, переправился через реку и вернулся на сторожевик, не замечая безумных лунообразных глаз, которыми смотрел на него сверху Квимби.

– Крисп… В чем там дело? – впервые карлик говорил мягким голосом.– Что там случилось?

Криспин покачал головой. Он неотрывно глядел верх, на мертвую птицу, всеми силами пытаясь угадать смысл последних слов женщины.

– Квимби, – тихо сказал он карлику.– Квимби, она считает себя птицей.

Всю следующую неделю это подозрение росло в пораженном сознании Криспина, так же как росла его одержимость мертвой птицей. Глаза голубя, нависавшего над ним подобно огромному убиенному ангелу, казалось, следовали за Криспином, куда бы тот ни шел на корабле, следовали, напоминая о моменте, когда голубь появился впервые, появился почти внутри собственного лица Криспина, отраженного в стекле рубки.

Вот это ощущение собственной идентичности с птицей и подтолкнуло Криспина к хитрой, как ему казалось, уловке.

Взобравшись на мачту, он крепко привязался к ее верхушке и ножовкой перерезал стальные тросы, опутывавшие мертвого голубя. Подхваченное поднявшимся ветром, большое белое тело закачалось и рухнуло вниз, чуть не сбив Криспина с его насеста. Время от времени начинал хлестать дождь, но это было хорошо, капли смывали с груди птицы кровь и крупинки ржавчины, вылетевшие из-под ножовки. В конце концов Криспин опустил голубя на палубу, а затем привязал его к крышке люка позади трубы.

Обессилевший, он проспал остаток дня и всю ночь, а наутро, вооружившись мачете, начал вынимать из птицы внутренности.

Тремя днями позднее Криспин стоял на верху обрыва, нависавшего над домом; сторожевик виднелся далеко внизу, у противоположного берега. Скелет со шкурой голубя, надетые им на голову и плечи, казались не тяжелее подушки. Ненадолго выглянуло солнце, и он приподнял раскинутые крылья, пробуя их подъемную силу, ощущая струение воздуха сквозь перья. Через гребень хребта, где стоял Криспин, перекатилось несколько порывов ветра, его почти оторвало от земли, и он шагнул поближе к невысокому дубу, скрывавшему его от вида, расстилавшегося из дома внизу.

У ствола дерева лежали винтовка и патронные ленты. Криспин опустил крылья, посмотрел вверх, последний раз уверяясь в том, что по соседству нет случайного ястреба или сапсана. Успешность маскировки превосходила все его ожидания. Стоя на коленях, свернув крылья и опустив на лицо опустошенную голову птицы, он чувствовал, что совершенно неотличим от голубя.

Перед ним был обрыв, спускавшийся к дому. С палубы сторожевика обрыв казался почти вертикальным, однако в действительности склон шел довольно отлого. Если очень повезет, можно и пролететь несколько шагов. Однако большую часть пути к дому он собирался просто пробежать под уклон.

Ожидая, когда появится Кэтрин Йорк, Криспин высвободил правую руку из металлической скобы, которую он приделал к кости крыла птицы. Он протянул руку и поставил винтовку на предохранитель. Добровольно лишив себя оружия и пулеметных лент, придав себе одновременно внешность птицы, он, как ему казалось, принял безумную логику, в соответствии с которой жила эта женщина. Но в то же время символический полет, который он собирался сейчас осуществить, освободит не только Кэтрин Йорк, но и его самого от заклятия этих птиц.

Дверь дома открылась, треснутое стекло блеснуло на солнце. Криспин встал за дубом, руки его крепко держали крылья. Появилась Кэтрин Йорк, она что-то несла через двор. Подойдя ко вновь построенному гнезду, она переложила несколько перьев, бриз шевелил белые волосы.

Выйдя из-за дерева, Криспин пошел вниз по склону. Через десять ярдов начался участок, покрытый плотным, вытоптанным дерном. Тогда он побежал, крылья неровно колыхались у него по бокам. Он набирал скорость, его ноги едва поспевали отталкиваться от земли. Неожиданно крылья перестали раскачиваться, поймав восходящий поток воздуха, и Криспин начал планировать, ветер бил ему в лицо.

До дома оставалось с сотню ярдов, и тут женщина его увидела. Через несколько мгновений, когда она вынесла из кухни ружье, Криспин был слишком занят, пытаясь справиться с набирающим скорость планером, растерянным, но торжествующим пассажиром которого он стал. Он что-то кричал и парил над валящимся вниз склоном, он несся вниз десятиярдовыми скачками, запах птичьей крови и перьев наполнял его легкие.

Криспин достиг края луга, окаймлявшего дом, перелетел изгородь на высоте в пятнадцать футов. Он держался одной рукой за рвущийся вверх скелет голубя, голова его была полупогружена в голубиный череп, когда женщина дважды выстрелила. Первый заряд прошел через хвост, но второй ударил Криспина прямо в грудь, бросил его на мягкую траву луга, между мертвых птиц.

Через полчаса, увидев, что Криспин умер, Кэтрин Йорк подошла к перекореженному трупу голубя и начала выщипывать лучшие перья, относя их к гнезду, которое снова строила для той большой птицы, которая однажды прилетит сюда и принесет назад ее сына.