Сашка. Это был мираж. Я любила мираж, и было смешно надеяться, что он ответит мне взаимностью.

— Но… но ведь ответил.

— Откуда тебе знать, Сашка?

— Уж я-то знаю точно. Когда любишь, в таких вещах не ошибаешься. Ты разлюбила его, я знаю, а он мерзавец, я это тоже знаю, ты никогда не была бы с ним счастлива, но сегодня он смотрел на тебя, понимая, что теряет навсегда, и любил. Тебе стало легче оттого, что это так?

— Да, — с удивлением подтвердила я.

— И слава богу! Главное, чтобы тебе было легче, Машка. Ты не заслуживаешь плохого. Я так хочу, чтобы тебе было хорошо!

Глаза Сашки сияли, лицо преобразилось. Вместо смешного мальчишки я вдруг увидела взрослого человека, мужчину. И лишь тогда до меня дошла первая часть его слов. Я подняла голову в ожидании. «Когда любишь, в таких вещах не ошибаешься». Это было произнесено во утешение или…

— Ты, наверное, единственная, кто еще не знает, что я люблю тебя, — усмехнулся Сашка не менее горько, чем только что я. — Иногда мне кажется, я сумасшедший. Зимой было легче, а этот чертов март! Я думаю о тебе день и ночь. Я не могу спать, потому что думаю о тебе. Я брожу по улицам, чтобы устать и заснуть, но у меня не получается, потому что я все равно думаю о тебе, думаю двадцать четыре часа в сутки. Но ты не бойся, я ведь не жду взаимности, мне достаточно оберегать тебя. Ты такая беззащитная, я не могу оставить тебя одну, но это не значит, что я буду требовать… то есть добиваться… Кто ты и кто я? Я прекрасно понимаю, что у меня нет надежды.

— Надежда есть всегда, — вырвалось у меня прежде, чем я успела прикусить язык.