звездолёты и ему было очень интересно проверить их в настоящем деле. Тем более, что эти колонисты, собранные со всей Земли, не были такими требовательными, как все остальные. Их интересовало только одно, смогут ли лошади и домашний скот есть траву на этой планете и пить воду в её реках и озёрах, ну, а то, что животный мир на ней был беден, Всадников вообще не волновало.

Теперь о тех благословенных днях, когда от ранчо до ранчо и от хутора до хутора нужно было скакать две недели во весь опор, как и о травах, что вырастали в степи лошади по грудь и стояли зелёными круглый год, рассказывали только самые древние старики, которые сумели дожить до Дня Всеобщей Молодости. Дед Викул, последнее время живший под одной крышей с семьёй Иля, был одним из таких любителей вспомнить старину, а сам Иль любил послушать рассказы старика, хотя его отец и считал это пустой тратой времени. Он нещадно высмеивал деда Вика за это и Иль иногда с ним соглашался. Как и отец он тоже считал глупостью селиться так далеко семья от семьи вместо того, чтобы жить большой, дружной станицей. Дед говорил ему: — «Простор, внучек», а Иль отвечал: — «Простор это хорошо, но скакать две недели, чтобы встреться с девушкой, это уже идиотизм». На это дед Вик обычно отвечал: — «Для этого, Илька, лично у меня имелся флайер. Полчаса лёту и я уже подпираю стенку у Валюхи под окошком.» В этом был свой резон, но Иль всё равно считал, что жить нужно всем вместе, в одной большой станице.

Иль был высоким, почти под два метра ростом парнем, про что дед Вик говорил: — «При царе, Илька, служить бы тебе в конвойном полку его императорского величества». Иль имел славянские черты лица, но смуглую кожу и чёрные волосы. Одна из его бабушек была индианкой, а мать происходила из бедуинского рода. Это его дед (на самом деле несколько раз прадед) тоже считал нормой и говорил: — «В старину, Илька, у многих терских казаков жены были горянками. Других баб в то время на Кавказе было просто не сыскать». Когда дед, почему-то разобидевшись на дядю Иля, перебрался в их большой дом вместе с бабушкой Валей, он перетащил с собой все реликвии их рода — георгиевские кресты и прочие награды, три старинные шашки, четыре кинжала и даже несколько икон, хотя толком не знал, как на них нужно молиться, и несколько сотен старинных фотографий, некоторые из которых были ещё чёрно-белыми. На нескольких фотографиях, сделанных ещё в Санкт-Петербурге, был изображен их древний предок — Василий Васильевич Шорников, рослый мужчина в чёрной черкеске с длинной, окладистой бородой, отчаянной храбрости казак и лихой рубака, погибший в Первую Мировую.

Трёхмерные изображения всех этих реликвий хранились в компьютере Иля, но одно дело рассматривать их на трёхмерном экране и совсем другое держать в руках. Когда он задумался над тем, какое боевое холодное оружие выковать себе, ведь по законам Земли только начиная с двадцати семи лет мужчина имел права владеть настоящим боевым оружием, Иль сначала хотел выковать казачью шашку, но потом передумал. Всё-таки шашка, хотя он и владел ею в совершенстве, была для него слишком миниатюрным оружием. Поэтому он решил выковать себе меч, но не такой, как обычные мечи, а особый, своей собственной конструкции. Кузнечным делом Иль увлекался с детства и выковал уже не один десяток клинков, но то были обычные шашки, мечи, рапиры и шпаги. Сегодня же наступил день для особой ковки. Хотя он и не был хоть сколько-нибудь религиозен, а всё же сходил к заутрене в церковь, постоял в ней вместе с полутора десятками верующих, а затем испросил благословения на ковку у отца Иоанна. Тот дал ему кусочек хлеба, маленькую чарочку красного вина и зачем-то обрызгал водой, после чего перекрестил и дал уже куда более толковое устное напутствие опытного кузнеца, чем все прочие ритуальные заморочки.

Кузница, в которую сразу после посещения церкви отправился Иль, была самой старой в станице и к тому же общинной, а потому кто только из жителей их станицы в ней не работал. Поэтому восточная стена этого большого, квадратного в плане помещения представляла из себя алтарь чуть ли не всех богов и религий, которые были у жителей Земли. Едва только войдя в кузницу, Иль поставил на чугунный рифлёный пол свой походный контейнер, достал из него свёрток и первым делом прошел к алтарю и зажег перед всеми изображениями и скульптурами свечи, лампады и прочие курительные палочки, кланяясь каждому богу в надежде на то, что хоть кто-то из них обратит внимание на его работу и что-нибудь, да, вдохнёт в его изделие. После этого он прошел в соседнее помещение и совершил в небольшом каменном бассейне ритуальное омовение, как ему посоветовал его наставник по фехтованию, мастер Иширо Симадзу, после чего провёл получасовую медитацию. Илю хотелось выковать такой меч, который и без всяких технических примочек рубил бы всё подряд. Почувствовав, что он готов, Иль пошел переодеваться.

Специально для этого дня он давно уже купил себе новенькую рабочую робу, но надевать её на себя полностью не стал, день обещал быть жарким, а в кузнице, которая сегодня принадлежала только ему одному, и без того холодно никогда не бывает. Поэтому он надел лишь просторные чёрные брюки, пошитые из огнестойкой ткани, майку с короткими рукавами, кожаный фартук и натянул на руки перчатки с крагами, в которых он мог взять брусок раскалённого металла даже без щипцов. Несколько кузнечных роботов, стоявших на своих местах, ни во что не вмешивались. Они прекрасно знали, зачем сюда явился Всадник Иль, а потому помалкивали, чтобы не сбивать его настрой. Наконец всё было готово и он оправился к дверям, где оставил свой контейнер, взял его и понёс к большому квадратному стальному столу, стоящему посреди кузницы.

Поставив потёртый контейнер на стол, Иль извлёк из него семь металлических пластин разного цвета и четыре стальных цилиндра с порошковыми наноматериалами. Выложив всё на стол, он попросил робота Макса принести ему высокий платиновый тигель и когда этот коренастый, шестирукий крепыш поставил его на стол, принялся закладывать пластины в тигель и пересыпать их нанопорошками. На это у Иля ушло примерно полчаса, после чего он накрыл всё кругляшком из сверхчистого чугуна и велел Максу поставить тигель в вакуумную печь, нагреть его до тысячи четырёхсот двадцати градусов, расплавить всё и выдержать при этой температуре тридцать минут, после чего раскрутить расплав в центрифуге, а сам принялся готовить формы для отливки. Из полученного сплава ему нужно было отлить двенадцать прутков длиной в тридцать сантиметров каждый, чтобы потом сварить их вместе методом кузнечной сварки. Когда прутки были готовы, Иль свил их вместе