ее хохолка, коту стало жаль ее, и, притворившись, будто что-то пристально разглядывает, он ответил:
— В самом деле, кажется, что-то заметно. Чуть-чуть, но заметно.
— Наконец-то! — вскричала свинья. — Растет! Уже заметно! Вот счастье… А шлейф… Ну-ка, котик, шлейф тоже виден?
— Еще и шлейф! Ох ты, Господи… Нет, мне очень жаль, но…
— Не может быть! Не может быть!
Свинья пришла в такое отчаяние, что кот не выдержал. — Честно говоря, — сказал он, — до шлейфа еще далеко, но уже пробивается этакий хорошенький маленький веничек. — Ну да, он еще должен вырасти, — согласилась свинья. — Вот именно, — подхватил кот. — Но чтобы он вырос, тебе надо побольше есть. Это и к хохолку относится. Павлинья диета была очень хороша для начала, но теперь, когда хохолок и хвост уже прорезались, им необходимо питание. — А ведь верно, — сказала свинья. — Об этом я и не подумала. И она тотчас же понеслась к своему чану, съела все, что в нем было, и побежала к родителям за добавкой. Наконец, наевшись, она принялась скакать по двору и горланить: — У меня хвост и хохолок! У меня хвост и хохолок! Животные пытались образумить ее, но она говорила, что все они ей завидуют и что у них глаза не на месте. На другой день она долго спорила с петухом, пока, измученный ее упрямством, он не отступился, сказав со вздохом:
— Да она ненормальная… просто ненормальная… Свидетели спора, а их было немало, громко расхохотались, и от этого смеха свинье стало не по себе. Целый час за ней по пятам ходила орава цыплят и пищала: — Ненормальная пошла! Ненормальная! Держите ее! Держите! Да и другие птицы не могли устоять, чтобы не захихикать и не отпустить ей вслед какое-нибудь обидное словечко. С тех пор свинья ни с кем не говорила о своем хохолке и шлейфе. Но ходила по двору, высоко задрав голову и выпятив грудь, будто аршин проглотила, а если кто-нибудь проходил у нее за спиной, пусть даже на некотором расстоянии, она сейчас же отпрыгивала, словно боялась, как бы ей не наступили на хвост. В таких случаях гусыня указывала на нее девочкам и говорила: — Вот что бывает с теми, кто слишком занят своей красотой. Они сходят с ума, как наша свинья. А девочки при этих словах жалели бедную кузину Флору — уж она-то, верно, давно свихнулась. И все-таки младшенькая, Маринетта, в глубине души восхищалась свиньей. Однажды погожим утром свинья пошла гулять и забрела довольно далеко. На обратном пути сгустились тучи, и прямо над головой у свиньи засверкали молнии; ее это ничуть не удивило — она решила, что это трепещет на ветру и поблескивает ее хохолок. И только отметила, как он вырос: таким большим стал, что лучше и не надо. Между тем дождь все усиливался, и свинья укрылась под деревом, пригнув голову, чтобы не повредить хохолок. Скоро дождь и ветер поутихли, и она пошла дальше. А когда она подходила к ферме, падали уже последние капли, и сквозь тучи пробивалось солнце. Дельфина и Маринетта вместе с родителями вышли из кухни, птицы выбрались из сарая, где пережидали дождь. И в тот самый миг, когда свинья показалась в воротах, девочки закричали, указывая пальцем в ее сторону: — Радуга! Какая красивая!
Свинья обернулась и тоже вскрикнула. Она увидела у себя за спиной развернутый громадным веером хвост. — Глядите! — сказала она. — Я распустила хвост! Дельфина и Маринетта печально переглянулись, а животные зашептались и закачали головами. — Ну, довольно кривляться, — сказали родители. — Ступай на место, в свой закут. Уже поздно.
— На место? — сказала свинья, — Но вы же видите, что я не могу. Мой хвост так широк, что и во двор-то не влезет. Никак не пройдет между этими деревьями. Родителям это надоело, и они уже поговаривали, не взять ли палку, но тут девочки подошли к свинье и ласково сказали ей: — Да ты сложи хвост. И он легко пройдет. — В самом деле, — сказала свинья. — А я и не догадалась. Знаете, с непривычки… Она напрягла спину, так что хрустнули кости. И в тот же миг радуга исчезла с неба и заиграла на ее коже такими нежными и яркими красками, рядом с которыми померкли бы даже павлиньи перья.
Свинья пришла в такое отчаяние, что кот не выдержал. — Честно говоря, — сказал он, — до шлейфа еще далеко, но уже пробивается этакий хорошенький маленький веничек. — Ну да, он еще должен вырасти, — согласилась свинья. — Вот именно, — подхватил кот. — Но чтобы он вырос, тебе надо побольше есть. Это и к хохолку относится. Павлинья диета была очень хороша для начала, но теперь, когда хохолок и хвост уже прорезались, им необходимо питание. — А ведь верно, — сказала свинья. — Об этом я и не подумала. И она тотчас же понеслась к своему чану, съела все, что в нем было, и побежала к родителям за добавкой. Наконец, наевшись, она принялась скакать по двору и горланить: — У меня хвост и хохолок! У меня хвост и хохолок! Животные пытались образумить ее, но она говорила, что все они ей завидуют и что у них глаза не на месте. На другой день она долго спорила с петухом, пока, измученный ее упрямством, он не отступился, сказав со вздохом:
— Да она ненормальная… просто ненормальная… Свидетели спора, а их было немало, громко расхохотались, и от этого смеха свинье стало не по себе. Целый час за ней по пятам ходила орава цыплят и пищала: — Ненормальная пошла! Ненормальная! Держите ее! Держите! Да и другие птицы не могли устоять, чтобы не захихикать и не отпустить ей вслед какое-нибудь обидное словечко. С тех пор свинья ни с кем не говорила о своем хохолке и шлейфе. Но ходила по двору, высоко задрав голову и выпятив грудь, будто аршин проглотила, а если кто-нибудь проходил у нее за спиной, пусть даже на некотором расстоянии, она сейчас же отпрыгивала, словно боялась, как бы ей не наступили на хвост. В таких случаях гусыня указывала на нее девочкам и говорила: — Вот что бывает с теми, кто слишком занят своей красотой. Они сходят с ума, как наша свинья. А девочки при этих словах жалели бедную кузину Флору — уж она-то, верно, давно свихнулась. И все-таки младшенькая, Маринетта, в глубине души восхищалась свиньей. Однажды погожим утром свинья пошла гулять и забрела довольно далеко. На обратном пути сгустились тучи, и прямо над головой у свиньи засверкали молнии; ее это ничуть не удивило — она решила, что это трепещет на ветру и поблескивает ее хохолок. И только отметила, как он вырос: таким большим стал, что лучше и не надо. Между тем дождь все усиливался, и свинья укрылась под деревом, пригнув голову, чтобы не повредить хохолок. Скоро дождь и ветер поутихли, и она пошла дальше. А когда она подходила к ферме, падали уже последние капли, и сквозь тучи пробивалось солнце. Дельфина и Маринетта вместе с родителями вышли из кухни, птицы выбрались из сарая, где пережидали дождь. И в тот самый миг, когда свинья показалась в воротах, девочки закричали, указывая пальцем в ее сторону: — Радуга! Какая красивая!
Свинья обернулась и тоже вскрикнула. Она увидела у себя за спиной развернутый громадным веером хвост. — Глядите! — сказала она. — Я распустила хвост! Дельфина и Маринетта печально переглянулись, а животные зашептались и закачали головами. — Ну, довольно кривляться, — сказали родители. — Ступай на место, в свой закут. Уже поздно.
— На место? — сказала свинья, — Но вы же видите, что я не могу. Мой хвост так широк, что и во двор-то не влезет. Никак не пройдет между этими деревьями. Родителям это надоело, и они уже поговаривали, не взять ли палку, но тут девочки подошли к свинье и ласково сказали ей: — Да ты сложи хвост. И он легко пройдет. — В самом деле, — сказала свинья. — А я и не догадалась. Знаете, с непривычки… Она напрягла спину, так что хрустнули кости. И в тот же миг радуга исчезла с неба и заиграла на ее коже такими нежными и яркими красками, рядом с которыми померкли бы даже павлиньи перья.