учения он выступил на совещании руководящего состава флота и сообщил о концентрации немецких войск около наших границ. Все силы флота во время учения, сказал он, должны быть готовы к практическому использованию оружия, так как нет полной гарантии, что обстановка не помешает выполнить план намеченного учения.^[12]

Учение закончилось благополучно, и 19–20 июня 1941 г. корабли стали сосредоточиваться на главной базе. Однако флот не перешел на повседневную готовность № 3, а оставался, согласно указаниям наркома ВМФ, в состоянии повышенной оперативной готовности № 2. Корабли и военные объекты продолжали соблюдать светомаскировку, в городе же затемнение было отменено.

В субботу 21 июня бульвары и парки вечернего Севастополя заполнили моряки с кораблей и из частей гарнизона, получившие увольнение. В Доме флота, в театре им. Луначарского шли концерты для воинов по случаю успешного окончания учения. Ничто не предвещало трагических событий. Но вскоре после окончания времени увольнения, точнее, в 1 ч 03 мин 22 июня, в адрес Военного совета Черноморского флота поступила срочная телеграмма наркома ВМФ «Оперативная готовность № 1 немедленно. Кузнецов».^[13] Через несколько минут телеграмма лежала на столе начальника штаба флота контр-адмирала И. Д. Елисеева, который находился в своем кабинете, и вскоре вручена прибывшему в штаб командующему флотом вице-адмиралу Ф. С. Октябрьскому. В 1 ч 15 мин по флоту была объявлена оперативная готовность № 1, на которую к 2 ч 30 мин перешли все разнородные силы флота, включая Дунайскую военную флотилию.^[14]

Около 3.00 к оперативному дежурному штаба флота капитану 2 ранга Н. Т. Рыбалко от постов ВНОС и СНИС стали поступать донесения о шуме моторов самолетов, идущих курсом на Севастополь.^[15] Своих самолетов в воздухе не было, и начальник штаба флота И. Д. Елисеев отдал приказ зенитной артиллерии главной базы и стоявшим на рейде кораблям открыть огонь.^[16] В 3 ч 15 мин над базой вспыхнули лучи прожекторов и тут же раздались первые залпы.

Командующий флотом доложил народному комиссару ВМФ по телефону: «На Севастополь производится налет авиации противника, город подвергся бомбардировке, зенитная артиллерия отражает нападение».^[17] На самом деле с вражеских самолетов сбрасывались не бомбы, а мины на парашютах. Одна из таких мин упала на перекрестке улиц Щербака и Подгорной и разрушила жилой дом. Появились первые жертвы войны — убитые и раненые.^[18] Другая упала на мелководье, в районе памятника затопленным кораблям. Взрывом повреждены памятник и здание санатория, где несколько человек было ранено. Так началась война для севастопольцев и моряков главной базы.

Немецко-фашистское командование рассчитывало внезапной ночной постановкой неконтактных магнитных мин закупорить, а при последующих налетах уничтожить боевые корабли в бухтах главной базы или вывести их из строя бомбардировочной авиацией. Но внезапный налет не удался. Дружным огнем зенитчики встретили вражеские самолеты. Один из них, охваченный пламенем, врезался в море, а другой упал в прибрежной черте Стрелецкой бухты. Остальные сбились с курса и, сбросив свой смертоносный груз куда попало, ушли восвояси.

Налеты вражеской авиации на Севастополь продолжались и в последующие дни. За период с 22 июня по 7 июля 1941 г. на подходах к Севастополю противник сбросил 44 неконтактные мины, 24 из которых упали непосредственно на выходе из Северной бухты.^[19]

Первоначально считали, что враг ставит обычные якорные мины. 22 июня корабли охраны водного района (ОВР) главной базы (командир контр-адмирал В. Г. Фадеев, начальник отдела политической пропаганды полковой комиссар Н. А. Бобков, начальник штаба капитан 2 ранга В. И. Морозов) провели траление Южной и Северной бухт, а также фарватера по Инкерманскому створу. Мин обнаружено не было. Однако в 20 ч 30 мин того же дня у Карантинной бухты на мине подорвался и затонул буксир «СП-12» (капитан С. А. Найдек), посланный для подъема с мелководья сбитого немецкого самолета. Подошедшими катерами было спасено 5 человек команды, остальные 26 погибли.^[20]

Командование флота предприняло срочные меры по борьбе с вражескими минами. Штаб ОВРа организовал береговые и плавучие посты противоминного наблюдения, которые действовали круглосуточно. Как только начинали сбрасывать мины, наблюдатели засекали места их приводнения путем пеленгования из разных точек. Затем места падения мин обвеховывались. Это служило предупреждением кораблям об опасности. Вскоре на флоте был создан первый электромагнитный трал на основе работ многих ученых, по проекту инженера Б. Т. Лишневского.^[21] Основная заслуга в создании противоминной защиты кораблей принадлежит прибывшей на флот группе ученых во главе с И. В. Курчатовым и А. П. Александровым.

Военным советом Черноморского флота были предприняты срочные меры по усилению обороны побережья и военно-морских баз, особенно в морском секторе.

В первый же день войны были усилены дозоры надводных и подводных кораблей на подходах к базам. 22 июня вечером в дальний дозор были высланы две подводные лодки второй бригады — «М-33» (командир старший лейтенант Д. И. Суров) и «М-34» (командир капитан-лейтенант Н. И. Голованов) с задачей вести наблюдения за подходами к базе, доносить об обнаруженных самолетах и кораблях, уничтожать последние.^[22]

Был организован специальный поиск вражеских подводных лодок. В районе главной базы три пары самолетов МБР-2 во взаимодействии с тремя ударно-поисковыми группами сторожевых катеров осуществляли его ежедневно. При входе на внутренний рейд базы четыре сторожевых катера вели круглосуточное визуальное наблюдение за перископами подводных лодок. Они же прослушивали район шумопеленгаторами. Кроме того, на внешнем рейде были выставлены противолодочные сигнальные сети. Вход на рейд в Северную бухту был защищен тремя линиями бонового заграждения, а для индивидуальной защиты линкора и крейсеров к утру 23 июня непосредственно в Северной бухте были поставлены противоторпедные сети.

Воздушную разведку в районе главной базы осуществляли четыре самолета МБР-2 два раза в сутки, утром и вечером. Непосредственно над городом стали барражировать наши истребители.

Кроме того, у Севастополя и в районе других военно-морских баз были выставлены минные заграждения.^[23] В то время, и особенно после войны, их целесообразность вызвала противоречивые суждения. Во-первых, они не оказали и не могли оказать существенного влияния на боевую деятельность, поскольку противник не располагал надводным флотом, против которого предназначались