Иль старый гнев, в груди носимый,

Тогда в минуту человек

Переживает целый век.

Что испытал он в продолженье

Того короткого мгновенья,

Когда нахлынула волна

Страстей? Казалась так длинна

Минута для души усталой,

И вместе с тем какою малой

В сравненье с вечностью была!

Лишь мысль безбрежная могла

Так озарить внезапно совесть,

Прочесть нерадостную повесть,

Скорбь без надежды, без конца.

Но миг прошел, и беглеца

Сокрыла мгла. Сражен судьбою

Он лишь один, или с собою

Других он к гибели увлек?

Да будет проклят злобный рок.

И тяжкий час его явленья,

И горький миг исчезновенья!

Раба, погрязшего в грехах,

Гассана, покарал Аллах

И обратил его обильный

Роскошный замок в склеп могильный,

Когда гяур вошел туда,

Вошла с ним черная беда.

Так, коль самум в степи промчится,

Все в прах печальный обратится,

И кипарис не избежит

Той доли… Тихо сторожит

Он мертвецов покой глубокий,

Стоит недвижный, одинокий…

Его немая грусть прочней,

Чем слезы ветреных людей.

Коней приветливое ржанье,

Рабов заботливых старанье

Исчезли в замке с этих пор…

Там паутины лишь узор

Заткал в пустынных залах ниши,

Жилищем стал летучей мыши

Гарем, и занят был совой

На башне пост сторожевой,

И у фонтана пес голодный

Уныло воет, но холодной

Себе напрасно влаги ждет:

В бассейне мох один растет.

Давно ли вверх струя живая,

Зной неподвижный умеряя,

Высоко била и потом

Прохладным падала дождем

На землю с мягкой муравою!

Как хорошо ночной порою

Дробился светлый луч звезды

В струе серебряной воды,

С журчаньем бившей из фонтана.

Прошла здесь молодость Гассана.

Еще грудным младенцем он

Любил уснуть под нежный звон,

Он здесь вкусил очарованье

Мелодий сладостных любви,

И говорливые струи

Смягчали звуков замиранье.

Но седовласым стариком

Присесть к фонтану вечерком

Уже Гассану не придется;

Струя живая не забьется;

Была нужна Гассана кровь

Врагу. И никогда уж вновь

Здесь не раздастся восклицанье

Печали, радости, страданья.

Исчез разумной жизни звук

Здесь с плачем женским, полным мук;

Далеко ветром разнесенный,

Он стих. В безмолвье погруженный

Дворец покинутый стоит.

Лишь ветер ставней здесь стучит,

Потоки льются дождевые

Сквозь окна в комнаты пустые.

Как рады мы, когда песок

В пустыне след укажет ног.

И здесь, хотя б самой печали

Мы скорбный голос услыхали,

Он нас бы все ж утешить мог.

Сказал бы он: "Не все здесь рок

Унес, не все земле досталось,

И не совсем здесь жизнь прервалась".

Хоть блеск былой внутри дворца

Еще не стерся до конца,

Хотя лишь постепенно тленье

Ведет работу разрушенья,

Но не сулит покой и мир

Его наружный вид: факир,

Усталый путник, дервиш нищий

Бегут жилья, где сытной пищей

С любовью их не угостят,

И мимо вымерших палат

Идут и бедный и богатый.

Исчез хозяин тороватый,

Гостеприимства канул след

С тех пор, как здесь Гассана нет.

Его дворец стал жертвой тленья,

Там не найти отдохновенья,

Там опустел ряд пышных зал,

И скрылся раб освобожденный,

Когда с чалмою рассеченной

Гассан от рук гяура пал.

…

Вот группа движется в молчанье,

Все ближе… Вижу я блистанье

Их ятаганов дорогих.

Тюрбаны щегольские их

Перед моим пестреют взглядом,

В зеленом платье пред отрядом

Идет поспешно сам эмир.

"Кто ты?" – "С тобой да будет мир,

Салам алейкум! Звук привета

Пусть служит вам взамен ответа!

Я мусульманин… Но с собой

Вы груз несете дорогой?

Там мой баркас готов к услугам".

"Да, да, ты прав… так будь же другом,

Скорее челн свой снаряжай…

Нет, паруса не наставляй,

Возьми весло и чрез пучины

Греби, пока до половины

Ты не доедешь… Надо ж нам

Держать свой путь к тем берегам,

Где море дремлет под скалою

Над бесконечной глубиною.

Теперь ты можешь отдохнуть,

Как быстро кончили мы путь!

Он был, однако, слишком длинен,

Чтобы…"

…

Над ношей тяжкою вода

Сомкнулась, и по ней тогда

Пошли круги к немому брегу.

И в расступившихся струях,

И в тихо плещущих волнах

Я странную заметил негу…

Ах, нет! То в синеве волны

Дробится робкий луч луны.

А груз все дальше погружался,

Он меньше, меньше мне казался,

В воде блестел он как алмаз

И, наконец, исчез из глаз.

И тайна та лежит глубоко

На дне, от глаз людских далеко,

Лишь духи темные морей

Могли бы рассказать о ней.

Они ж в тиши пещер ютятся,

Среди кораллов, в глубине,

И даже шепотом волне

Поведать тайну не решатся.

…

Как королева мотыльков

На мягком бархате лугов

Весной восточною порхает

И за собою увлекает

Ребенка от цветка к цветку,

Потом нежданно исчезает,

Оставив слезы и тоску

Неутоленного желанья, –

Так женской красоты блистанье

Ребенка взрослого манит,

Волненье сладкое сулит, –

И он бросается за нею,

Одной надеждой пламенея,

Безумным вихрем поглощен,

Слезой всегда кончает он…

Но коль погоня удается,

То ждет не меньшая тоска

И девушку и мотылька –

Обоим горе достается;

Капризы взрослых и детей

Уносят счастье мирных дней.

Игрушкой хрупкой обладанье

Отгонит прочь очарованье.

Неосторожные персты

Сотрут блеск юной красоты,

Тогда конец: она свободна, –

Ступай, лети, куда угодно,

Иль падай сверху в пыльный прах.

Но где ж они, с тоской в сердцах

Иль с поврежденными крылами,

Найдут покой под небесами?