покачивался.
— Это место — точно щель в двери, за которой раскинулись владения мрака. — Монах дотронулся до своей груди. — Я чувствую беспокойство моих пленников… Эй! Что ты вытворяешь?
Эдгар не слышал. Словно во сне, он вошел в каменный круг и медленно опустился на колени, затем лег ничком. Округлости его тела очень точно совместились с вмятинами в полу.
— Постой! Не делай этого! — Джу Шван бросился к компаньону, попытался оттащить его в сторону, но Эдгар будто прирос к скале. — Глупец! У тебя есть…
Пещера вздрогнула. Огни светилен вспыхнули яростно и ярко, словно хотели вырваться из своих железных узилищ, а затем потухли. В сгустившемся мраке отчетливо проступили линии магической фигуры. Их багровый свет, точно кровавый прибой, омывал лежащего на алтаре человека.
Человека ли?
— …выбор, — Джу Шван печально вздохнул, поспешно отступил за пределы каменного круга и, устроившись прямо на полу, принялся ждать.
Эдгар сильно изменился. Он существенно вырос, обогнав непорочную жрицу Аршатри, а шириной плеч теперь не уступал циклопу; грудь и живот укрыла костяная броня, руки удлинились, свесившись до самой земли, ноги вывернулись коленями назад, ступни потеряли в количестве пальцев, зато сильно прибавили в когтях. — Свободен! — взревел новый Эдгар. — Наконец-то! В три огромных шага он приблизился к сидящему монаху и навис над ним, рогатый и страшный. — Значит, это ты охотился на моих братьев? — Как видишь, — Джу Шван поднялся и спокойно взглянул в горящие глаза демона. — Теперь, хвала богам, моя охота подходит к концу. — Ты не кажешься удивленным, — Эдгар отступил на шаг, и пол под его ногами треснул, точно перезрелый плод. — Конечно, нет. Ведь я с самого начала знал, кто ты. — Неужели? — Хвост демона резко хлестнул по земле, поднимая снопы искр. — Откуда? — От уважаемого Абстандилуса, конечно. В последние годы старик окончательно помешался на превращениях. Зная это, я хотел попросту обменять тебя на Жезл Власти, который давно стремился заполучить чародей. Однако Абстандилус был слишком алчен. Он радушно принял меня, согласившись на обмен, но затем, улучив момент, немедля атаковал, применив свое излюбленное заклинание превращения. «Я выполню сделку! — сказал он, смеясь, в то время как я, беспомощный и жалкий, барахтался у него на ладони. — Ты получишь то, за чем пришел». И перенес меня в лес, прямиком в дупло того самого дерева, которое так переживает из-за прыщей. Мое положение было бы не из лучших, не предусмотри я такой поворот заранее. Заговор обладания, наложенный на Жезл Трансмутаций, должен был обратить артефакт против того, кто насильно завладел им. Став жуком, я спокойно отправился на поиски, зная, что первый же опыт с новой игрушкой станет для колдуна последним. Ну а дальше тебе все известно. Заклинания утратили силу, герои и чудовища принялись разносить остров, а почтенные волшебники устроили грызню в замке. Это они разорили покои Абстандилуса — дрались из-за наследства колдуна. — Итак, ты знал, что он — это я, — в рокочущем голосе демона прорезались неуверенные нотки, свойственные прежнему Эдгару. — Почему же не напал раньше? — Я думал, это очевидно, — развел руками Джу. — Ты был человеком и, насколько я успел понять, неплохим человеком, ничего не подозревающим о своей двойственной природе. Убей я тебя тогда, коварно, беспричинно — и моя карма никогда не очистилась бы… Мне ничего не оставалось, кроме как дать тебе выбор. Двойная трансмутация предоставляла такую возможность. С одной стороны, я никогда бы не смог выполнить свой обет, но с другой — обрел бы нового друга. Однако чуда не случилось. Тварь, заключенная в человеческом теле, победила. И теперь я намерен добавить еще одну татуировку к своей коллекции. Защищайся! Монах сплел пальцы в священной мудре, и его окутала шафрановая аура божественной мощи. Светящийся кокон издавал низкое мерное гудение, точно внутри роились тысячи деловитых пчел. Звук усиливался, нарастал. Вот сейчас оболочка прорвется, и маленькие золотые насекомые рванутся к врагу, чтобы жалить, жалить…
У лучника или пращника нет возможности остановить свой снаряд в полете. Отпущенный на волю, он неудержимо рвется к цели. Другое дело — волшебники. Джу Шван запнулся на полуслове, и накопленная для атаки мощь растаяла без следа. Сквозь оранжевый барьер магического щита монах с недоверием уставился на уродливую фигуру демона. Двенадцатый не двигался. Руки безвольно повисли, плечи опустились. Увенчанная рогами голова свесилась набок. Тонкие бескровные губы шевельнулись. — В-в-вы-выбор? В гулкой тишине первобытной пещеры чуткий слух монаха уловил тихий мелодичный шорох. Это осыпалась чешуя.
Вы, братцы, хвастаетесь тем, как воевали в двенадцатом году на суше. А я вот на воде с Бонапартом воевал, хотя никакой не моряк, плаваю не лучше топора, а фрегаты, корветы и прочие дома под парусами видал до того разве что на расстоянии в четверть версты. Особого доверия они мне не внушали — неповоротливы, во всем зависят от ветра, то ли дело конный строй!
Но тут надобно признаться в том, что сам-то я гусар. Иначе черта с два поймете вы, какая Аристотелева логика владела мною в ту диковинную ночь, когда я, ставши капитаном поневоле, вел по совершенно не знакомой мне протоке, отдавая команды, смысла коих сам не разумел, самое славное судно российского шхерного флота, нумер оного позабыл, а имя ему, известное по всей Балтике, было «Бешеное корыто».
Я служил в черных гусарах… ага, признали наконец за своего! И по сей день оставался бы я в нашем замечательном Александрийском полку, но был несчастливо ранен в сражении у Фридланда, том, где треклятый Бонапарт ловко подловил на ошибке нашего не менее клятого всеми чинами, от барабанщиков до полковников, Бенигсена. Горько рассказывать, как мы отступали и жгли переправы. Там-то меня и поймали две пули, да обе — в левое колено.
Итогом позорного поражения нашего был Тильзитский мир с Бонапартом. Но я о нем узнал с большим опозданием — пока меня везли на телеге, кое-как перевязав колено, сделалась со мной страшная горячка, и очнулся я от нее уже в Риге, куда доставили многих наших раненых и роздали по обывательским домам. Тильзит и Аустерлиц — вот два имени, которые меня и мертвого поднимут из могилы, едва услышу с того света, что вновь они грозят России…
Семейство, в которое меня поместили, состояло из главы, достойного и богатого купца, взявшего в жены
Эдгар сильно изменился. Он существенно вырос, обогнав непорочную жрицу Аршатри, а шириной плеч теперь не уступал циклопу; грудь и живот укрыла костяная броня, руки удлинились, свесившись до самой земли, ноги вывернулись коленями назад, ступни потеряли в количестве пальцев, зато сильно прибавили в когтях. — Свободен! — взревел новый Эдгар. — Наконец-то! В три огромных шага он приблизился к сидящему монаху и навис над ним, рогатый и страшный. — Значит, это ты охотился на моих братьев? — Как видишь, — Джу Шван поднялся и спокойно взглянул в горящие глаза демона. — Теперь, хвала богам, моя охота подходит к концу. — Ты не кажешься удивленным, — Эдгар отступил на шаг, и пол под его ногами треснул, точно перезрелый плод. — Конечно, нет. Ведь я с самого начала знал, кто ты. — Неужели? — Хвост демона резко хлестнул по земле, поднимая снопы искр. — Откуда? — От уважаемого Абстандилуса, конечно. В последние годы старик окончательно помешался на превращениях. Зная это, я хотел попросту обменять тебя на Жезл Власти, который давно стремился заполучить чародей. Однако Абстандилус был слишком алчен. Он радушно принял меня, согласившись на обмен, но затем, улучив момент, немедля атаковал, применив свое излюбленное заклинание превращения. «Я выполню сделку! — сказал он, смеясь, в то время как я, беспомощный и жалкий, барахтался у него на ладони. — Ты получишь то, за чем пришел». И перенес меня в лес, прямиком в дупло того самого дерева, которое так переживает из-за прыщей. Мое положение было бы не из лучших, не предусмотри я такой поворот заранее. Заговор обладания, наложенный на Жезл Трансмутаций, должен был обратить артефакт против того, кто насильно завладел им. Став жуком, я спокойно отправился на поиски, зная, что первый же опыт с новой игрушкой станет для колдуна последним. Ну а дальше тебе все известно. Заклинания утратили силу, герои и чудовища принялись разносить остров, а почтенные волшебники устроили грызню в замке. Это они разорили покои Абстандилуса — дрались из-за наследства колдуна. — Итак, ты знал, что он — это я, — в рокочущем голосе демона прорезались неуверенные нотки, свойственные прежнему Эдгару. — Почему же не напал раньше? — Я думал, это очевидно, — развел руками Джу. — Ты был человеком и, насколько я успел понять, неплохим человеком, ничего не подозревающим о своей двойственной природе. Убей я тебя тогда, коварно, беспричинно — и моя карма никогда не очистилась бы… Мне ничего не оставалось, кроме как дать тебе выбор. Двойная трансмутация предоставляла такую возможность. С одной стороны, я никогда бы не смог выполнить свой обет, но с другой — обрел бы нового друга. Однако чуда не случилось. Тварь, заключенная в человеческом теле, победила. И теперь я намерен добавить еще одну татуировку к своей коллекции. Защищайся! Монах сплел пальцы в священной мудре, и его окутала шафрановая аура божественной мощи. Светящийся кокон издавал низкое мерное гудение, точно внутри роились тысячи деловитых пчел. Звук усиливался, нарастал. Вот сейчас оболочка прорвется, и маленькие золотые насекомые рванутся к врагу, чтобы жалить, жалить…
У лучника или пращника нет возможности остановить свой снаряд в полете. Отпущенный на волю, он неудержимо рвется к цели. Другое дело — волшебники. Джу Шван запнулся на полуслове, и накопленная для атаки мощь растаяла без следа. Сквозь оранжевый барьер магического щита монах с недоверием уставился на уродливую фигуру демона. Двенадцатый не двигался. Руки безвольно повисли, плечи опустились. Увенчанная рогами голова свесилась набок. Тонкие бескровные губы шевельнулись. — В-в-вы-выбор? В гулкой тишине первобытной пещеры чуткий слух монаха уловил тихий мелодичный шорох. Это осыпалась чешуя.
Далия ТРУСКИНОВСКАЯ, Вячеслав ДЫКИН Гусарский штосс
Вы, братцы, хвастаетесь тем, как воевали в двенадцатом году на суше. А я вот на воде с Бонапартом воевал, хотя никакой не моряк, плаваю не лучше топора, а фрегаты, корветы и прочие дома под парусами видал до того разве что на расстоянии в четверть версты. Особого доверия они мне не внушали — неповоротливы, во всем зависят от ветра, то ли дело конный строй!
Но тут надобно признаться в том, что сам-то я гусар. Иначе черта с два поймете вы, какая Аристотелева логика владела мною в ту диковинную ночь, когда я, ставши капитаном поневоле, вел по совершенно не знакомой мне протоке, отдавая команды, смысла коих сам не разумел, самое славное судно российского шхерного флота, нумер оного позабыл, а имя ему, известное по всей Балтике, было «Бешеное корыто».
Я служил в черных гусарах… ага, признали наконец за своего! И по сей день оставался бы я в нашем замечательном Александрийском полку, но был несчастливо ранен в сражении у Фридланда, том, где треклятый Бонапарт ловко подловил на ошибке нашего не менее клятого всеми чинами, от барабанщиков до полковников, Бенигсена. Горько рассказывать, как мы отступали и жгли переправы. Там-то меня и поймали две пули, да обе — в левое колено.
Итогом позорного поражения нашего был Тильзитский мир с Бонапартом. Но я о нем узнал с большим опозданием — пока меня везли на телеге, кое-как перевязав колено, сделалась со мной страшная горячка, и очнулся я от нее уже в Риге, куда доставили многих наших раненых и роздали по обывательским домам. Тильзит и Аустерлиц — вот два имени, которые меня и мертвого поднимут из могилы, едва услышу с того света, что вновь они грозят России…
Семейство, в которое меня поместили, состояло из главы, достойного и богатого купца, взявшего в жены