было бы обойтись. Задержанный не запирался, напротив, могло даже возникнуть впечатление, что самообвинение доставляло ему что-то вроде наслаждения. О врачебном диагнозе он говорил с почтением, словно это было присвоенное правительством почетное звание. В одной больнице была установлена эпилепсия с изменениями личности. В другом месте — раздвоение личности.

Обычно это начиналось с тумана, в котором он блуждал, теряя самого себя. И наружу вырывался другой человек. Не признававший никаких препятствий. Никаких условностей. Стремившийся уничтожить все, что вызывало раздражение. Иначе он мог погибнуть. Иначе верх снова одержало бы презренное существо. Школьник, над которым насмехались. Муж, которым распоряжались. Отец, не смевший повысить голос. Техник, с которым не считаются. Маленькое, робкое существо без денег, без влияния, без размаха. Способное только бродить по кладбищам. Там неизменно возникало желание убивать. Но долгие годы он не осмеливался. Когда о своих видениях и голосах он рассказывал жене, она лишь смеялась. Называла его чокнутым. Потом у него снова начались жуткие головные боли. Жена давала всякие порошки. Они не помогали, потому что в эти минуты в нем уже рождался другой человек. Тот, второй, Сильный. Никого не боящийся. И он уходил в лес охотиться на людей. Сначала он охотился на них лишь в воображении. Смотрел в глаза и ощущал свое превосходство. Люди ведь не знали о его мыслях. Не догадывались, что находятся в его власти. Что ему достаточно вынуть оружие, чтобы отправить их на тот свет. Но без толку стреляют только сумасшедшие, а к таким он себя не причислял. Но понемногу потребность становилась все сильнее, и второе «я» все трудней было утихомирить. Приступы случались все чаще. Все ясней звучали голоса, говорившие, что надо сделать, чтобы выстрел оправдался и он мог бы остаться человеком. Именно в это время старый шеф страшно разозлил его. Надо было отомстить. Убедиться, что Маркуль боится его. Так возник план: напугать, вымогая деньги. Но когда он впервые убил в лесу человека, все закружилось такой каруселью, что он даже забыл, зачем сделал это. В машине были ключи. Он сел в машину и катался. Поэтому под конец не хватило бензина, чтобы добраться до института. Но его это не огорчило. Голоса утихли, в душе наступил покой. Этого вполне хватило на какое-то время. Но затем директор института снова разбранил его за какой-то чертеж. И он понял, что нельзя складывать руки. Что заболеет, если не осуществит свой план.

Поэтому ночью он снова поехал в лес…

— Погодите! — остановил его Ванадзинь, подняв руку. — Вы могли бы указать место, где убили незнакомого вам мужчину? Как он выглядел?

— Не помню. Было темно, — неуверенно сказал он.

— Посмотрите, не опознаете ли его на одном из этих снимков? — Ванадзинь веером разложил на столе фотографии.

— Наверное, этот, — с запинкой проговорил он и показал верно. — А место найду без труда. Остановка автобуса «По требованию». Потом вперед — и направо, в лес. — Он заметно оживился, гордясь тем, что может доказать свое утверждение. — Там дорога к кладбищу немецких солдат первой мировой войны. Иначе он туда не заехал бы. Остановил машину под большим дубом и пошел прямо на меня. Я выстрелил.

— А машину вы могли бы описать? — спросил Ванадзинь, стремившийся соблюсти все процессуальные формальности.

— «Жигули» желтого цвета. Первая модель, но почти новая. Мотор еще не приработался. Когда я попробовал выжать сто тридцать, стал барахлить. И вообще — на мотоцикле совсем другое ощущение. У меня в подвале…

— Мы видели, — прервал его полковник и повернулся к Ванадзиню. — Не съездить ли, как вы думаете? Вызвать машину и свидетелей…

— Мне хотелось бы использовать его теперешнюю разговорчивость, — разумно возразил Ванадзинь. — Если не возражаете.

После этой демонстрации взаимного уважения допрос продолжался.

— Что вы задумали, когда отправились в лес во второй раз? Зачем взяли с собой флакон с эфиром?

— В тот вечер я чувствовал себя неплохо. Голоса не побуждали меня. Я поехал по своей охоте и не собирался убивать. Я знал, где живет старик. Я все разведал. В его семье тоже командует жена. Надо было эту Клару напугать. Чтобы ему было легче отдать деньги. Сперва я хотел раздеть его жену. Но она не выходит из дому. Я ждал в лесу три вечера. Она даже к морю не ходила. Наверное, потому и вырыла пруд в саду. Тогда я решил подстеречь какую-нибудь другую женщину из поселка.

— С эфирным тампоном?

— Чтобы не смотрела мне в глаза.

— А зачем взяли с собой оружие?

— Если бы она посмотрела. Тогда я бы ее убил.

Логика была потрясающей. Мне приходилось слышать, что душевнобольные рассуждают с железной логикой. До известной грани, за которой начинаются ложные выводы. Теперь я сам убедился в этом.

Я впервые понял, что в ту ночь он даже не увидел Ярайса. И понятно: что можно увидеть, глядя в яркий свет фар? Выпало целое звено в цепи ранее возникших аргументов. Юноша убит вовсе не потому, что преступник стремился избежать разоблачения, но нечаянно. Потому, что пересеклись их пути. Если бы он побежал от преступника, то жил бы и сегодня. Воистину, как нелепо!

— Вещи Лигиты Гулбис обнаружены в вашем подвале под резиновым матрацем. Владелица опознала их среди многих других предметов женского гардероба. Если желаете, можете ознакомиться с протоколом.

Следователь приподнял листок и снова положил на место. Видимо, сегодня он хотел составить общую картину событий, а детали уточнить потом. По опыту я знал, что за этим допросом последует множество других, на которых будут проверять и всесторонне исследовать даже самые мелкие факты, выяснять самые незначительные с виду, побочные обстоятельства.

— А в тот вечер, когда встретили в лесу Ярайса Вайвара, вы вышли из дома с обдуманным намерением убить?

— Не знаю. Это был не я, это был он. Перед тем на меня накатило. Хотел позвонить Маркулю, но не было сил. Чувствовал, что все испорчу. Боялся, что не смогу произнести ни слова. Что наберу неверный номер. Назову неправильный адрес. Боялся сам себя. Потом очнулся на полу. Голова болела, но была ясной. Я вдруг понял, что у меня ничего не выйдет, если не убью еще одного. Только это даст мне силы продолжать. Поставить последнюю точку. Я взял пистолет и поехал в лес. Хотел дождаться темноты. Но кто-то приближался ко мне слева. Что-то крикнул и кинулся на меня. Я побежал и спрятался в кустах. Оттуда увидел его лицо. Такие глаза, которые надо было закрыть навечно. Я вынул пистолет и выстрелил. Домой поехал на электричке. Чувствовал себя словно заново родившимся. Только намного позже появилась необходимость позвонить