нас находится их представитель.

— Ну и разведка, — пробурчал барсук. — Можно подумать, что главная задача кота не добывать информацию, а как можно больше сообщить дистрофикам секретных сведений.

— Я руководствуюсь теми принципами, которые были заложены при создании нашей разведки, — невозмутимо ответил кот. — Поэтому я не требую, я только прошу не разоблачать дистрофика.

Просьбу кота удовлетворили, и мне тут же отпустили руки. Я для видимости заставил себя немного послушать окончание конгресса. Однако, когда представился первый удобный случай, я поспешно юркнул в кусты.

ОЗАРЕНИЕ

Кажется, Экзюпери сказал, что самая большая роскошь — это роскошь общения. Но устать можно и от общения. Я давно выключил коммутатор, чтобы отдохнуть от стоящего вокруг галдежа. Но странное дело: без коммутатора наполняющие мир звуки было приятно слушать. Вот соловей запел песню любви. Неужели начинаю понимать? Да, я слышу даже тихий шепот деревьев. Какой чудесный сон! Я остановился. Воздух благоухал. Ах, да! Это же цветы на языке запахов посылают друг другу признания в любви.

Назойливый писк прервал сказку наяву. Корректор вежливо откашлялся. Странно: ему незнакомо чувство смущения. И действительно, наигранно весело корректор воскликнул:

— Привет, дистрофик!

— Привет, великий изобретатель коммутатора. Корректор хохотнул, так как прекрасно понимал,

что я имею в виду. Именно он недавно приволок коммутатор и выдал за свое изобретение.

— Представляешь, как провел меня кот Васька? Кто бы мог подумать: Васька — шпион! Но не волнуйся, он уже обезврежен. Куда надо доложено, что шпион выявлен благодаря твоей информации. Можешь смело делать дырочку во фраке.

— Бедные коты, теперь их всех пересажают. Корректор поперхнулся, но быстро перевел разговор на другую тему:

— Неужели они всерьез решили переселить нас на Луну?

— Думаю, что всерьез.

— Пускай только попробуют.

— Не беспокойся, переселение будет сугубо добровольное.

— Какой дурак туда отправится по своей охоте?

— Там будет создан идеальный комфорт. Намного лучше, чем на Земле.

— Откуда ты узнал? И когда?

— На конгрессе, когда ты мне рассказывал очередной анекдот.

— И за какие блага они собираются нас купить?

— Лунолет, пектофон, телеквадр, сексмираж… Всего не помню.

— А что такое сексмираж?

— Точно не помню, но что-то очень приятное.

— А как насчет эфиопских магнитофонов?

— Само собой.

Послышался звук отодвигаемого стула. Видимо, корректор встал.

— Извини, Виктор, мне надо срочно отлучиться.

— Собирать чемодан?

— Как ты догадался?

— Ладно, беги. А то опоздаешь в первую очередь. Корректор пулей вылетел из комнаты, громко

хлопнув дверью и забыв выключить радио.

Я скинул медвежью шкуру и снял наушники. От удара рации о камень на мгновение все смолкло. Но вот снова запел жаворонок, едва слышно зашелестела луговая трава. Мне открывался неведомый чудесный мир. Нет, я остаюсь.

Михаил Деревянко Парадоксы времени

Нет, с соседом мне не повезло. У всех соседи как соседи, а у меня? Стыдно сказать, домино в руках не держал. Вина — ни капли. Да что там говорить, Блохина не знает! С ним же разговаривать не о чем. Даром что профессор.

А поболтать все равно хочется. Тем более воскресенье. Такая тоска зеленая… Дай, думаю, хоть к профессору зайду. Где наша не пропадала.

Открыл сам.

— Привет, Иван Кузьмич. Извини, так сказать, за беспокойство. Интересуюсь, чем ты занимаешься. Какую пользу приносишь народу и стране.

— Прошу в мой кабинет, Вася.

Профессор оказался довольно гостеприимным. Завел в комнату, заваленную книгами, и начал объяснять:

— Я изобретаю, Вася, машину времени. Я чуть не подпрыгнул.

— Где она? Давай скорее дунем в светлое будущее!

Профессор смутился.

— Как таковой, машины нет, но я пришел к выводу, что человек независимо от даты рождения может жить в любом веке. По нашим понятиям, Сократ давно умер, однако его идеи и высказывания актуальны и сегодня. Поэтому Сократ — наш современник. Люди часто говорят: «Он опередил время. Он отстал от времени». Следовательно, каждый человек…

— Все ясно, — перебил я профессора, — мой дружок Митя обскакал время на целых пять лет, так как делает ботинки в счет будущей пятилетки.

— Аналогия верная, — кивнул головой Иван Кузьмич.

— И в то же время Митя живет в прошлом, — продолжал я развивать мысль, — потому что уже десять лет его башмаки никто не покупает.

— Снова в десятку, — улыбнулся профессор, — быстро ты понял мою гипотезу.

— Понять-то понял, а вот в каком веке я живу? Кузьмич открыл толстую тетрадь.

— Я составил тест. Надо ответить на сто вопросов.

— Ух ты, на целых сто? Ладно, валяй. Все равно делать нечего. Профессор поправил очки и спросил:

— Какие произведения Гомера, Вергилия, Горация и Плутарха вы читали в переводе и оригинале?

— Продажных слуг империализма в оригинале не читаю. Ничего оригинального у них нет. В переводе — тем более.

— Знакомы вы с идеями Вольтера, Руссо и Гегеля?

— Еще бы. Малые они неплохие, только малость кой-чего недопонимают. Дали бы мне с ними потолковать — я бы им все быстро объяснил.

Короче говоря, полдня пытал. Все с подковырками спрашивал. Но отвечал я достойно. Как учили. Лицом в грязь не ударил. А профессор поколдовал над бумагами и выдал:

— Вы живете, молодой человек, в каменном веке. У меня в руках железная линейка вдруг ни с того

ни с сего сломалась. А профессор юркнул за книжный шкаф и залепетал:

— Но если хотите, я помогу вам вырасти до уровня двадцатого. Задатки у вас есть.

— Спасибо, обойдусь, — гордо ответил я и хлопнул дверью.

Долго еще у меня кулаки чесались, а потом как-то скучно стало без профессора. Однажды набрался смелости и зашел. Иван Кузьмич мне «Муму» прочитал. Отличный, оказывается, рассказ. Теперь я часто к профессору забегаю. Новую книгу возьму или о стоиках поспорим. Иван Кузьмич как-то сказал, что я уже в девятнадцатый век вступил. Ничего, доберусь и до двадцать первого. Обязательно доберусь.

Станислав Солодовников Странное приключение

Несколько лет назад на железнодорожном вокзале небольшого районного города в центре Белоруссии сидел мужчина. Вокруг него гудел зал ожидания, люди закусывали, беседовали, смеялись, дремали. Дети сновали между кресел. Кто-то поднимался и уходил, на смену приходили другие, и круговорот этот