магнолии, глаза его были ярко-синими. Он осторожно взял с ладони хлеб и начал жевать его, двигая челюстями, как корова. С мягким треском около кандидата приземлилось крылатое существо с перепончатыми крыльями. Оно ткнуло зубастой мордой в ногу человека и, приплясывая на ухватистых когтистых лапах, что-то залопотало. Вдруг оно издало резкий предостерегающий крик. Из-за деревьев, с высоты приблизительно третьего этажа современного здания, повисла огромная, с разверстой пастью, — в ней вполне мог поместиться баскетболист, — голова. Не голова, а сплошная пасть! Это был тираннозавр.

В лучах солнца глаза его горели, как два стоп-сигнала. Кандидат оглянулся, выхватил что-то из-за пояса, присел — и голубая молния ударила прямо в чудовищную пасть.

Прохоров не выдержал видений и закрыл дверь. «Сплю?.. С ума съехал?..» — металось у него в мозгу. Но тут щелкнула и мягко отъехала в сторону дверь соседнего купе. Прохоров заглянул внутрь его. Глазам открылась уютная лесная поляна. На ней располагалось напоминающее домик дачного типа сооружение о двух опорах. Рядом за столом сидели мужчина и женщина.

— Тяжело работать, — скрипуче проговорила женщина. — Недоверчивость местного населения превосходит все имеющиеся примеры. Они совсем замкнулись, а ведь находятся в самом начале культурного развития. Перспективы, судя по объему мозга, у этого вида колоссальные. Забрели ко мне с месяц назад два детеныша — отправила их на базу, решила — подучим. Эффект, уверена, будет значительным, потом вернем назад… Но что ты думаешь?! Старшее поколение разнесло весть, что я съела их… Там, в Центре, легко рассуждать о контактах. Попробовали бы сами на месте свои теории проводить!

Прервав не то музыку, не то голоса птиц, из приемничка на столе раздался негромкий мелодичный звук. Женщина наклонилась к приемничку, послушала и сказала:

— Ждите. Вылетаю. Посиди часок, — обратилась она к мужчине, — отдохни. Слетаю к Тэну. Очередное недоразумение.

Она встала из-за стола, завернула за угол домика, и вскоре оттуда поднялся странный аппарат с управлением в виде штанги, на конце которой висел пучок проволоки.

В это время дернулась ручка двери соседнего купе. Прохоров рефлексивно отвернулся к окну коридора, делая вид, что ищет в карманах сигареты. Он по-прежнему не знал, что о происходящем вокруг думать.

Из купе вышел мужчина со стаканом в руке, одетый в голубой халат, расшитый золотыми и серебряными цветами, над которыми порхали яркие бабочки и летали бронзовые пчелы. Не обращая внимания на Прохорова, мужчина прошел мимо. Ветеринар услышал жужжание пчел. Посмотрев вслед мужчине, Прохоров вновь сунулся в купе. К собственному облегчению, он увидел спящих пассажиров, бутылки и остатки еды на столике. На полу, свернувшись, лежал сенбернар.

— Лапа… — умиротворенно промычал Прохоров и потянулся к бутылке.

Сенбернар недовольно округлил глаза, поднялся на задние лапы — голова его оказалась на уровне лица ветеринара — зевнул и будто бы равнодушно уставился на гостя.

— Лапонька моя… собачка, собачонка… дай я выпью чуток, — шептал Прохоров, пытаясь протиснуться между собачьей тушей и нижней полкой к столику. — Ну что ты расселась, красавица… верзилина… Откуда ты такая?

Собака молча повернулась боком, отодвинув Прохорова точно щитом бульдозера, взяла лапой бутылку, другой — стакан, налила его до краев и протянула гостю. Тот машинально взял стакан (чудеса продолжались!): стакан ему протягивала человеческая рука, замусоленная и грязная, указательный палец ее был замотан бинтом.

Прохоров поднес стакан ко рту. Вино было густое, ароматное, вкусное… Внутри стал разгораться огонь. Прохоров вышел из купе, оперся о стену вагона — под рукой было мокро и скользко. Он брезгливо отдернул руку и увидел, что пластик, покрывавший стенку, плавится и течет вниз ручейками. Появилась тошнота. Прохоров побрел к туалету. Его шатало, он хватался руками за стены, и те места, которых касались его руки, мгновенно вспыхивали оранжевым пламенем и тут же гасли. Стальной поручень для оконных занавесок налился от его прикосновения вишневым цветом. Захотелось пить. Прохоров вошел в туалет и стал мыть руки. Но вода тут же превращалась в пар. Скоро весь туалет наполнился им. Зеркало запотело, и Прохоров принялся протирать его, желая взглянуть на себя, но тут потерял сознание.

Когда он пришел в себя, он сидел на закрытой крышке унитаза, ноги его по колени утопали в снегу. Зеркало покрылось толстым слоем инея. Холода, однако, он не чувствовал. Тошнота прошла. Тело пронизывала свежесть, голова была ясной.

Прохоров решил пройти в соседний, назад по движению, вагон. То, что впереди не было тепловоза, теперь нисколько его не волновало. Уверенным движением открыл он дверь и перешагнул порог.

Перед ним открылось высокое голубое небо, зеленая степная ширь. Ветер носился над высокой травой, пуская по ней могучие волны. Прохоров оглянулся. Ни дверей, ни вагона, ни поезда он не увидел. Все растаяло, исчезло, как будто никогда и не было. Он поискал глазами что-то и увидел: в траве стоял плоский ящик с высокими поручнями. Прохоров встал на него, крепко схватился за поручни, и ящик, плавно взвившись вверх, стремительно, чуть приподняв переднюю часть, понесся к холмам, видневшимся на горизонте. Приземлился ящик возле сумки Прохорова, неизвестно как оказавшейся тут. Ветеринар между тем уже ничему не удивлялся, все для него выглядело само собой разумеющимся.

Место приземления представляло собою небольшую поляну, окаймленную высокими кустами. Из-за кустов доносились странные пыхтящие звуки, точно несколько паровозов разводили пары. Иногда слышались стоны и жалобное повизгивание, переходящее в безысходное порыкивание. Прохоров взял сумку и пошел на звуки. Продравшись сквозь кусты, он вышел на другую поляну: нечто яркое, сверкающее, похожее на громадную елочную игрушку, лежало перед ним. Три головы с типично бульдожьими мордами тянулись в разные стороны. У двух глаза были открыты, третья — явно лежала без чувств с закатанными глазами. Мощными шеями сходились они к одному туловищу, могучая грудь вздымалась в тяжелом дыхании. И шеи и туловища были покрыты мелкой сверкающей чешуей. Над разметанным туловищем существа дрожал и колебался радужный ореол. Прохоров сразу заметил, что туловище безобразно раздуто. В период здоровья должно быть изящное, приспособленное для полета, теперь оно напоминало разъевшуюся росистым клевером корову, что неприятно нарушало пропорции. Существо лежало на боку в неловкой позе. Одна лапа со сверкающими когтями была беспомощно выставлена кверху, другая подмята