правду — раз уж мне и так многое известно.

— Вы хотите сказать, что не обманываете друг друга?

— Вот именно. Какой смысл вообще о чем бы то ни было говорить, если нет доверия? Чистый был бы фарс. Нет уж: или правду, или "без комментариев". Это жизненно важно — в экстремальных обстоятельствах иметь хотя бы один канал связи, свободный от пропаганды и интриг. Чтобы не было блефа, надувательства — всего этого дерьма. "Горячие линии" между главами государств хороши для обычного общения, но что от них толку, когда миру грозит катастрофа? Представь, на одном конце Никсон или Рейган, а на другом какой-нибудь Андропов, человек из КГБ, которому ни на йоту доверять нельзя.

Меня так и подмывало спросить Пабджоя, что же все-таки он узнал от русских о Маршане, но я знал, что ответа все равно не получу, пока ему не наскучит собственная болтовня. И ждал молча.

— Русские, конечно, завербовали Бракони, — продолжал он между тем, Еще во время войны. Французские коммунисты несколько лет назад отыскали его, хоть он и скрывался.

— Так они и про Маршана знали? Что он работает и на русских, и на американцев?

— Нет, не знали. КГБ французским коммунистам не доверяет подозревает, и правильно, что среди них немало людей из охранки и контрразведки. Так что французские товарищи были не в курсе. А кэгэбэшники наложили лапу на Бракони, получали от него копии донесений, снабдили для этого специальным оборудованием. И, конечно, шантажировали, угрожали убить, если проболтается. Действовали, должно быть, через Робертона. Твой приятель Баум в этом твердо уверен. Когда Таллар тебе свидание назначал от имени компартии, он полагал, что Маршан — всего-навсего американский агент. Покажу тебе, кстати, меморандум, который касается дела Серова — кое-каких его деталей.

Он открыл сейф и вытащил один-единственный листок бумаги — текст на бланке госдепартамента Соединенных Штатов. Один абзац был помечен красной линией вдоль полей.

— Прочитай то, что отчеркнуто, — велел он. — Документ датирован семнадцатым ноября — за день до того заседания НАТО, после которого умер Маршан. Но мы получили его только сейчас.

Вот что я прочитал:

"Серов утверждает, что ему известно имя высокопоставленного политического деятеля во Франции, который много лет сотрудничает с КГБ. Заверяет, что именно он, Серов, во время своего пребывания во Франции был его связным. Допросы Серова агентами ФБР начались 11 ноября. Он торгуется, пытаясь обеспечить собственную безопасность и собственное будущее. Имя агента — самый ценный его товар. Директор считает, что как только имя будет названо, Серов должен быть нейтрализован.

Если его показания подтвердятся, то выпускать его на свободу не следует. То же самое — в случае, если его поступок — очередная попытка дезинформации. Данный меморандум следует довести до сведения французской контрразведки в целях укрепления дружественных связей между Францией и силами НАТО, а также устранения серьезной угрозы безопасности Франции."

— "Нейтрализован" — неплохо звучит, — сказал я, — Кажется, это то, что пытались проделать со мной. Что с ним сталось, с этим Серовым?

В бледных глазах Пабджоя не отразилось никаких чувств.

— Убежден, что его прикончили — чего уж там всякие слова изобретать? ответил он. — Допустим, он назвал имя предателя. Тогда ФБР решит, что не следует ворошить этот гадюшник. Как уж они это с Белым домом согласовали не знаю. Может, никак. Но уж с ЦРУ они точно не советовались. Наш министр иностранных дел спит и видит сотрудничество и взаимопомощь между разведслужбами — только это бред.

На этих словах он взялся за желтый блокнот и начал тщательно выбирать карандаш поострее, готовясь приступить к рисованию:

— Заговорил ли Серов или нет, но в двух вещах я уверен: ему не жить, а нам никогда не узнать, что именно он рассказал, если вообще что-либо рассказал.

— Я читал о нем в одной из французских газет, когда занимался Маршаном. Там не упоминалось его четырехлетнее пребывание во Франции. И я никак их не связал — в голову не пришло.

Но Пабджой меня уже не слушал.

— Серов, конечно, все врал. Русские и вправду получали от Маршана ценную информацию, только сам он скорее всего, об этом и не подозревал. В их платежных ведомостях значился только Бракони.

— Но что же тогда произошло на заседании НАТО?

— Вероятно, председатель отвел Маршана в сторонку и показал ему меморандум госдепартамента Соединенных Штатов — с этим документом ведь надлежало ознакомиться правительству Франции, а Маршан представлял это правительство. Для того он, собственно, и приехал в Лондон. Вот как вышло!

Позже, когда мы отправились в министерство иностранных дел, шеф предупредил меня:

— Имей в виду, Кэри, вся эта история не для ушей министра.

— Никто, выходит, не узнает о моих героических деяниях?

— Тебе за них платят, — проворчал Пабджой. — А насчет славы уговора не было.

Увертываясь от автобусов, мы пересекли Парламент-сквер и вошли в здание министерства иностранных дел через служебный вход, со стороны парка. В кабинете министра сидел его секретарь Вивьен в неизменном костюме в полоску, с блокнотом на коленях и еще, кажется, сильнее ссохшийся Денверс тот тип с покалеченной рукой. Розовощекого военного и Киллигрю не было. Отсутствие Киллигрю меня огорчило, его злобность меня как-то даже вдохновляла.

Государственный секретарь, как обычно, излучал энергию

— Хелло, джентельмены, искренне рад видеть вас. Скажите, вам передали протоколы НАТО?

— Да. Благодарю вас, господин министр.

— Ну и как? Заполучить их было весьма трудно.

— Дело того стоило. Они оказались весьма полезными, пролили свет на некоторые детали…

— Я их просмотрел. Должен сказать — появление советского перебежчика, который угрожает назвать имя французского агента — довольно тревожный факт, как на ваш взгляд?

— На самом деле не так уж это страшно.

— Рад слышать это от вас, Эндрью. Но у меня все же неспокойно на душе. Что скажете, Денверс?

— Согласен с вами, — Денверс явно прикинул в уме, что заявить о своем несогласии означало бы дополнительные вопросы.

— Вот видите, — обрадовался министр. — И Денверс считает, что тут есть о чем беспокоиться. Почему же вы, Эндрью, столь безмятежны?

— Потому что Кэри, проведя тщательное исследование во Франции, не обнаружил связующего звена между покойным Маршаном и какой-нибудь из иностранных разведок. Другими словами, французы оказались правы. Что же касается перебежчика — вот уже шесть недель как его допрашивают, где же обещанное имя агента? Мало ли случаев, когда подобные господа готовы Бог весть что нам подсунуть, лишь