- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (49) »
пытался пробиться ко двору, но не помогла даже протекция императорского зятя. Ему сорок лет, он ощущает этот возраст как осень, он, несомненно, помнит мысль Конфуция о том, что человек, к сорока годам не занявший достойной должности, уже не добьется успеха, и завершает стихотворение мечтой об иных пространствах — космических, вечных. В природе все следует неотвратимым законам: реки текут на восток, солнце садится на западе, сосна противостоит зимним холодам, человек стареет. Ах, расстаться бы с земным бытием, взвиться из тьмы к свету Неба! Образ стойкой к холодам сосны еще живет в нем, поддерживая надежду. И действительно, через год он был призван государем, хотя вскоре после этого поэта вновь постигло разочарование.
Ли Бо написал это стихотворение, либо уже покинув столицу, отказавшись от государевой службы, либо еще в Чанъани, но уже ощущая неудовлетворенность тем, что его придворные функции совершенно неадекватны его таланту и широкомасштабным замыслам. Оттого-то в качестве образца он вспоминает древнего отшельника, отказавшегося служить государю, не отвечающему нормативным каноническим представлениям о «Сыне Неба».
Воздвигнутые на конфуцианских идеях служения праведному государю иллюзии Ли Бо потерпели крах, и на первый план выходит образ мудрого даоса, отстраненного от мирской суеты. Каноны, которые он познает, должны спасти мир. Его высокое имя возносится к самому солнцу — но кому в суетном мире дано узреть эту мудрость?
Война — зло, утверждает поэт, она разрушает гармонию мирной жизни, но это зло неизбежно, поскольку существуют «варвары», усмирить которых можно лишь силой. Здесь стоит заметить, что в другом стихотворении (№ 34) Ли Бо вспоминает «идеального правителя» Шуня, который в свое время сумел это сделать без кровопролития.
Ли Бо только что побывал в Чанъани, но императорский двор его не принял, и он вспоминает исторический прецедент, когда дальновидный правитель для укрепления своего царства пригласил мудрецов из соседних краев. А непонятому поэту остался путь священного Журавля, гордо витающего в небесах в одиночестве.
Написано в тот же период, что и предыдущее стихотворение, — после неудачной попытки попасть на высочайшую аудиенцию. Однако у поэта еще сохраняются надежды, ибо император, как и сам поэт, — это «высшая духовная сущность», «горний дух», и они, как древние волшебные мечи, в конце концов сумеют найти друг друга.
Ли Бо сорок семь лет, он испытал множество разочарований, мечта служения государю разбилась о суетность бренного мира, и ему начинает казаться, что для него утрачена и возможность, вкусив плодов святого древа Цюн на горе Куньлунь, перейти в иные, вечные пространства «туманного Пурпура», где обитают даоские бессмертные святые.
12
Сосна и кипарис — прямы душой,
К нарядам ярких слив их не влечет.
Велик и славен Янь Цзылин, с удой
Ушедший на брега бездонных вод.
Сокрылся, как летучая звезда,
Его душа, что облачко, вольна,
Простившись с государем навсегда,
Вернулся в горы, где цветет весна.
Ветр чистоты по миру пролетел,
Таких высот другим достичь нельзя,
Вздыхать и восхищаться — мой удел,
В глуши крутых отрогов поселясь.
Комментарий
Ли Бо написал это стихотворение, либо уже покинув столицу, отказавшись от государевой службы, либо еще в Чанъани, но уже ощущая неудовлетворенность тем, что его придворные функции совершенно неадекватны его таланту и широкомасштабным замыслам. Оттого-то в качестве образца он вспоминает древнего отшельника, отказавшегося служить государю, не отвечающему нормативным каноническим представлениям о «Сыне Неба».
13
Когда Цзюньпин отринул мира плен
И без Цзюньпина бренный мир оставил, —
Прозрел он ряд Великих Перемен
И сущего всего Первоначало.
Суждений Дао нить сплетал в тиши,
За полог пустоты проникнув чувством,
Ведь всуе Цзоуюй не поспешит,
Глас Юэчжо не раздается чудный.
Взнести до солнца имя свое смог,
Но кто его узрит в потоках звездных?
Ведь гость морской от нас уже далек,
И некому постичь безмолвья бездны!
Комментарий
Воздвигнутые на конфуцианских идеях служения праведному государю иллюзии Ли Бо потерпели крах, и на первый план выходит образ мудрого даоса, отстраненного от мирской суеты. Каноны, которые он познает, должны спасти мир. Его высокое имя возносится к самому солнцу — но кому в суетном мире дано узреть эту мудрость?
14
Одни пески у северных застав,
Надолго обнажились рубежи.
Над грустной желтизной осенних трав
С высокой башни взгляд мой вдаль бежит:
Селений приграничных стерся след,
Безлюден город в пустоте земли,
Костей белесых грудам столько лет,
Что уж давно бурьяном поросли.
Из-за кого, спрошу, сей край страдал?
«Гордец Небесный» нас терзал войной.
Разгневался наш мудрый государь,
Под барабан солдат отправил в бой.
Былой согласья свет померк во зле,
Войскам вослед тревога поднялась,
И тьмы людей скорбят по всей земле,
Ручьями слезы льются в горький час.
Солдат печаль объемлет все сильней —
Кто жатвою займется на полях?
В край варваров отправили парней,
Но как же тяжко им служить в горах!
Ли My давно покинул этот мир,
Шакалы, тигры здесь справляют пир.
Комментарий
Война — зло, утверждает поэт, она разрушает гармонию мирной жизни, но это зло неизбежно, поскольку существуют «варвары», усмирить которых можно лишь силой. Здесь стоит заметить, что в другом стихотворении (№ 34) Ли Бо вспоминает «идеального правителя» Шуня, который в свое время сумел это сделать без кровопролития.
15
Советнику Го Вэю яньский князь
Построил золоченые чертоги.
Цзюй Синь из Чжао прилетел тотчас,
Сам Цзоу Янь явился на пороге.
А те, чья слава нынче высока,
Меня, как пыль дорожную, откинут.
Потратят на забавы жемчуга,
А мудрецу — довольно и мякины?!
Что ж, Желтым Журавлем, чей путь высок,
Взлечу я в выси неба, одинок.
Комментарий
Ли Бо только что побывал в Чанъани, но императорский двор его не принял, и он вспоминает исторический прецедент, когда дальновидный правитель для укрепления своего царства пригласил мудрецов из соседних краев. А непонятому поэту остался путь священного Журавля, гордо витающего в небесах в одиночестве.
16
Одухотворены мечи-Драконы,
Узорчато сверкают серебром,
Слепят и небо, и земное лоно,
Стремительны, как молния, как гром.
Ножны златые только меч покинет —
Его порывам вдаль преграды нет.
Но кто сумеет оценить их ныне,
Когда Фэн Ху покинул этот свет?!
Ни десять тысяч чжанов водной бездны,
Ни тысячи слоев крутых высот
Вовек не разлучат мечей чудесных,
Собрата горний дух всегда найдет.
Комментарий
Написано в тот же период, что и предыдущее стихотворение, — после неудачной попытки попасть на высочайшую аудиенцию. Однако у поэта еще сохраняются надежды, ибо император, как и сам поэт, — это «высшая духовная сущность», «горний дух», и они, как древние волшебные мечи, в конце концов сумеют найти друг друга.
17
Как пастушок на той горе Златой
В туманный Пурпур влился на века,
И я бы шел дорогою такой,
Да волос сед уже у старика.
Хлопочут те, кто и пригож, и юн.
Что им дает мирская суета?
Лишь Зелье из побегов древа Цюн
Вдохнет святую душу навсегда.
Комментарий
Ли Бо сорок семь лет, он испытал множество разочарований, мечта служения государю разбилась о суетность бренного мира, и ему начинает казаться, что для него утрачена и возможность, вкусив плодов святого древа Цюн на горе Куньлунь, перейти в иные, вечные пространства «туманного Пурпура», где обитают даоские бессмертные святые.
18
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (49) »