- 1
- 2
Расул Гамзатов Солдаты России
1
Спят в Симферополе в могиле братской
Семь русских и аварец, мой земляк.
Над ними танк, их памятник солдатский,
Еще хранит следы былых атак,
И благодарно вывела страна
На мраморной плите их имена.
Пусть память их товарищи почтут,
Пусть недруги их имена прочтут.
Благоухали Крыма ароматы,
Пылал в степи в ту пору маков цвет,
Шел старшему в ту пору двадцать пятый,
А младший жил на свете двадцать лет.
В Крыму весенние стояли дни,
Когда в разведку двинулись они.
У каждою была далеко где-то
Знакомая, невеста иль жена.
Душа была надеждами согрета,
Мечтаньями и планами полна,
Когда они в машине, на броне,
Поехали по крымской стороне.
Они любили ветер побережий
И свет зари, играющий в волне.
У всех воспоминанья были свежи
О первой взволновавшей их весне,
Об осени, ронявшей позолоту,
О материнских ласковых глазах,
О мирных днях, о птичьих голосах,
Скликавших на учебу, на работу.
И, может быть, в тот смертный,
трудный час
В огне войны сквозь смотровые щели
Они вперед, в грядущее, глядели
И видели тогда себя средь нас.
Обороняя русскую страну
В горящем Сталинграде,
на Дону,
Они себя искали на канале,
С просторной Волгой Дон соединяли,
Читали счастье мирного труда
В словах чеканных воинских приказов,
И видели себя уже тогда
Средь наших плотников и верхолазов,
И строили дома и города.
Из люка приподнявшись на мгновенье,
В пыли руин, в пороховом дыму,
Себя с семьею видели в Крыму,
Когда прекрасно так его цветенье,
И выбирали, в первый раз взглянув,
Для отдыха Алушту иль Гурзуф.
Наш мирный день, горячий, долгий, ясный,
Мерещился им в каждом кратком сне.
Они за мир боролись на войне,
И подвиги их были не напрасны.
Их в сорок пятом не было в живых,
Но это им цветы бросали в Праге,
Но подписи друзей их боевых
Весь мир прочел в Берлине, на рейхстаге.
София посылала им привет.
Из пепла подымалась к ним Варшава.
Их чествуя, Советская держава
Зажгла своих великих строек свет.
До скорого, танкисты! Путь счастливый!
А этот путь ведет в фашистский тыл.
Степной закат, отчаянный, красивый,
Бойцов до ближней рощи проводил.
Они вдыхают крымской ночи воздух
И вспоминают о далеких звездах,
Тревожное раздумье гонят прочь…
Последней оказалась эта ночь!
Их долго ждали в штабе, ждали в роте
И где-то там, в родных местах, вдали.
Назад бойцы живыми не пришли…
В душе народа вы теперь живете.
И памятник воздвигнут вам страной,
Друзья мои, танкисты дорогие!
И высится над вами танк стальной,
Могущественный, как сама Россия.
2
Был танк подбит при первом свете дня.
Оделась пламенем его броня.
Эсэсовцы танкистов окружили.
Но созданы, должно быть, из огня,
Солдаты и в огне, сражаясь, жили.
Сражались до конца. Но нет конца
Там, где, как солнце, светятся сердца,
И этот свет — вечно живая сила.
Сражались гак, как родина учила
Своих любимых, любящих сынов,
Свою надежду — молодое племя…
3
Здесь хорошо гулять по вечерам.
Везде, во всем желанной жизни звуки.
Бойцы стоят, и связаны их руки,
И на веревки льется кровь из ран.
На грани смерти, на последней грани,
Стоят… Не каждый видеть смерть привык.
И деланно спокойно штурмовик
Сказал, держа свой револьвер в кармане:
«Вы молоды, и жаль мне молодых.
Смотрите, как чудесно жить на свете
И как легко остаться вам в живых:
Лишь на мои вопросы вы ответьте».
Тут Николай Поддубный произнес, —
Согласны были все с его ответом:
«Ты нам осточертел, фашистский пес.
Мы — русские, не забывай об этом!»
Такая сила в тех словах жила,
Такая гордость, ненависть такая,
Что до кости фашистов обожгла,
Невольно трепетать их заставляя.
«Мы — русские!» Как видно, этих слов
Они постигли точное значенье.
Захватчиков седьмое поколенье,
Они от русских бегали штыков:
Знакомы им и Новгород и Псков,
Запомнилось им озеро Чудское,
И Подмосковья жесткие снега,
И Сталинград, и Курская дуга.
Они в чертах Матросова и Зои
Черты России стали различать.
И опыт им подсказывал опять,
Что не сломить характер тот железный,
Что будут уговоры бесполезны,
Что пытками не победить таких…
Поэтому убили семерых.
4
Они убили русских семерых,
Аварца лишь оставили в живых.
Вокруг лежат убитые друзья, —
Их кровь, еще горячая, струится, —
А он стоит, как раненая птица,
И крыльями пошевелить нельзя.
На смерть товарищей глядит без страха
Танкист, земляк мой, горец из Ахваха,
Глядит на них, завидует он им,
Он рядом с ними хочет лечь восьмым.
В его душе тревога и обида:
«Зачем я жив? Настал ведь мой черед!»
Враги не знают Магомед-Загида,
Им неизвестен горский мой народ,
Они лукавят: «Русские убиты,
А ты — чужой им, ты совсем другой,
К погибели ненужной не спеши ты».
…Земляк, всегда гордились мы тобой,
И знаю: в это страшное мгновенье
Ты горцев вспоминал, свое селенье,
И реку, что несется между скал,
Ты именем аварским называл.
Но как в твоей душе заныла
- 1
- 2
