Посмотрите на этот обширный город, город-убежище и жилище свободы, обведенный крепкою стеною Его защиты: здесь не столь многочисленны наковальни и молоты, кующие в военных мастерских доспехи и орудия вооруженной справедливости для обороны осажденной истины, как перья и головы тех, кто при свете своих труженических лампад размышляет, изыскивает, вырабатывает новые понятия и идеи, дабы одарить ими, в знак своей преданности и верности, приближающуюся Реформацию; а другие столь же прилежно читают, все испытуют, подчиняясь силе разума и убеждения. Чего же больше можно требовать от столь восприимчивого и склонного к поискам знания народа? Что нужно для этой удобной и плодородной почвы, кроме мудрых и честных работников, дабы создать образованных людей, нацию пророков, мудрецов и достойнейших мужей? Мы считаем более пяти месяцев до жатвы, а нужно меньше пяти недель, и всякий, имеющий глаза, может видеть, что поля уже пожелтели.
Где много желающих учиться, там по необходимости много спорят, много пишут, высказывают много мнений, ибо мнение у хорошего человека есть знание в процессе образования. Из фантастической боязни сект и расколов мы несправедливо относимся к пламенной и искренней жажде знания и разумения, которую Бог возбудил в этом городе. Что некоторые оплакивают, тому мы должны были бы радоваться; мы должны были бы скорее восхвалять это благочестивое стремление людей вновь взять в свои руки заботу о своей религии, попавшей в дурные руки. Сколько-нибудь благородная мудрость, сколько-нибудь снисходительное отношение друг к другу и хоть немного любви к ближнему могли бы собрать и объединить в одном общем и братском искании истины всех, кто ей предан; мы должны только отказаться для этого от традиции прелатов втискивать свободную совесть и христианские вольности в человеческие каноны и правила. Я не сомневаюсь, что если бы к нам явился какой-нибудь великий и достойный иностранец, могущий понять дух и настроение народа и способный управлять им, то он, узнав наши высокие надежды и цели, увидев неутомимую живость и широту наших мыслей и суждений при искании истины и свободы, воскликнул бы подобно Пирру, изумленному римским послушанием и мужеством: «Если бы таковы были мои эпироты, то я не отчаивался бы в достижении величайшей цели — сделать церковь или государство счастливыми!»
А между тем этих людей во всеуслышание провозглашают раскольниками и сектантами, что равносильно тому, как если бы, во время постройки храма Господня, когда одни пилили, другие обтесывали мрамор, третьи срубали кедры, нашлись неразумные люди, не способные понять, что нужно было сделать много расколов, много рассечении в камнях и дереве, прежде чем дом Господень мог быть окончен. И как бы искусно мы ни прилаживали камни один к другому, они не могут соединиться в непрерывное целое: в этом мире они могут лишь соприкасаться друг с другом; не могут также все части постройки иметь одну форму; совершенство состоит скорее в том, что из многих умеренных различий и братских несходств, не препятствующих соразмерности целого, возникает привлекательная и изящная симметрия во всей постройке и в расположении ее частей.
Будем поэтому в ожидании великой реформации более рассудительными строителями, более мудрыми в духовной архитектуре. Ибо теперь, по-видимому, настало время, когда великий пророк Моисей может радостно видеть с небес исполнение своего достопамятного и славного желания, так как не только наши семьдесят старейшин, но и весь народ Господень стали пророками. Неудивительно поэтому, если некоторые люди — и притом, быть может, люди благочестивые, но неопытные в деле благочестия, каким был во времена Моисея Иисус Навин — завидуют им. Они тревожатся и, по своей собственной слабости, пребывают в смертельном страхе, как бы эти деления и подразделения не погубили нас. Враги же, напротив, радуются и выжидают удобного часа, говоря себе: когда они разобьются на небольшие партии и группы, тогда наступит наше время. Глупцы! Они не замечают того крепкого корня, от которого мы все произросли, хотя и в несколько побегов, и не остерегутся, пока не увидят, как наши небольшие отдельные отряды врежутся со всех сторон в их плохо объединенное и неповоротливое войско. В том же, что мы должны ожидать от всех этих сект и расколов лучшего; что мы не нуждаемся в столь боязливом, хотя бы и честном беспокойстве тех, кто тревожится этим; что, в конце концов, мы будем смеяться над злостной радостью по поводу наших разногласий, — в этом убеждают меня следующие основания:
Во-первых, если город осажден и обложен со всех сторон, его судоходная река под угрозой, кругом происходят набеги и нападения, приходят частые вести о стычках и битвах у самых его стен и пригородных укреплений; и если, тем не менее, народ или значительная часть его всецело занята высочайшими и важнейшими вопросами реформы, более, чем в другое время, спорит, рассуждает, читает, изобретает, держит речи, редкостным и удивительным образом, о том, о чем прежде не рассуждали и не писали, то подобный народ обнаруживает, прежде всего, чрезвычайную добрую волю, довольство и доверие к вашей мудрой предусмотрительности и надежному управлению, Лорды и Общины! Отсюда сами собой рождаются доблестное мужество и
