автомобиля и огляделся. В двух метрах от двери, над которой светилась табличка "Приемный покой", начиналась живая изгородь.

"Очевидно, здесь и обнаружили раненого парня, — подумал Белоглазов. — Нужно внимательно осмотреть кусты. Возможно, удастся обнаружить какие-либо улики или следы". Однако майор, миновав живую изгородь, направился к воротам. Искать что-либо в темноте не имело смысла. Нужно было дожидаться утра.

Центральная районная больница — несколько корпусов, соединенных между собой тенистыми аллеями. Одной из них Белоглазов добрался до трехэтажного здания хирургического отделения. На первом этаже в широком мраморном коридоре было пустынно, гулко и прохладно. Операция продолжалась, и Белоглазову пришлось дожидаться ее окончания еще полчаса. Наконец из дверей операционной вышел худощавый молодой человек лет двадцати восьми с приятными чертами лица и щегольскими усиками. Он был все еще в зеленом операционном халате, шароварах и колпаке. На шее у хирурга болталась марлевая повязка.

По долгу службы Белоглазову и Андрееву не раз приходилось сталкиваться, поэтому они встретились, как старые знакомые.

— Как прошла операция, Саша? — спросил майор, крепко пожимая Андрееву руку.

Врач не спеша прикурил сигарету, выпустил дым в раскрытое окно и, как недовольный чем-то человек, устало произнес:

— Операция прошла успешно, пулю из легких извлекли, но надежды на то, что больной останется жить, почти никакой. Парня доставили слишком поздно — пневмоторакс, товарищ майор, сами понимаете…

Белоглазов постучал костяшками пальцев по подоконнику.

— Очень жаль, — произнес он разочарованно. — Очень жаль…

— Но есть для вас и положительные новости, — хирург снял колпак и взъерошил густые русые волосы. — Медсестра, ассистировавшая мне при операции, признала парня. Она училась с ним в одной школе несколькими классами старше. Фамилии и имени парня она не помнит, но знает, что живет он в поселке "Юбилейный". Может быть, показания медсестры помогут вам установить личность раненого.

Майор оживился.

— Еще как помогут! — Он достал из кармана лист бумаги и развернул его. В списке телемастеров напротив слова "Юбилейный" значилась фамилия Бутырин М. А. Это было уже кое-что. Белоглазов протянул руку. — Спасибо за информацию, Саша. Напоследок, если можно конечно, я бы хотел одним глазком взглянуть на раненого.

— Я не возражаю, — откликнулся Андреев. — Пройдемте!

28

Надежда Ивановна весь вечер прождала сына. Давно уже Ленка, наговорившись с подругами по телефону, легла спать, и даже "гуляка" Сергей уже вернулся с улицы и тоже улегся в постель, а Максима все не было. Нет, конечно, Максим иной раз задерживался с приятелями допоздна, но всегда ставил в известность мать, с кем и где он находится. А сегодня с утра от парня не было ни слуху, ни духу.

Чтобы отвлечься и как-то скоротать время, Бутырина взяла первую попавшуюся в руки книгу и прилегла на диване. Книга оказалась неинтересной, и незаметно для себя мать задремала. Неожиданно громко и тревожно прозвучавшая в тишине трель звонка заставила Надежду Ивановну встрепенуться. Сунув ноги в тапочки, шаркая, она вышла во двор и заспешила к калитке.

К удивлению Бутыриной, на улице было многолюдно. При неярком свете фонаря она разглядела стоявших у калитки милиционера и военного, а невдалеке на обочине большую военную машину, возле которой толпилась группа людей в форме. Надежда Ивановна почувствовала слабость в ногах. Она сразу поняла, что в ее дом пришла беда. Мать привалилась к косяку, беспомощно оглядываясь в поисках сына. Макса нигде не было видно.

— Бутырины здесь проживают? — спросил стоявший ближе всех к хозяйке дома рослый человек в милицейской форме.

Надежде Ивановне было трудно говорить, она лишь кивнула.

— Я следователь районного отдела внутренних дел майор Белоглазов, — представился милиционер и указал на блондина с лицом похожим на вяленую воблу. — Дознаватель военной прокуратуры капитан Меркин. Нам нужен Бутырин Максим Федорович.

— Его нет дома, — запинаясь произнесла Надежда Ивановна.

— Вы его мать?

— Да. А что случилось?

Бутырина понравилась майору. Обыкновенная женщина с добрым честным лицом — труженица. Жаль, если ее сын окажется преступником. Однако делать какие-либо выводы было еще рано. Майор шагнул к калитке.

— Пройдемте в дом, мамаша. Там все объясню.

— Ах, да, — спохватилась Бутырина и шире открыла калитку. — Извините, растерялась. Проходите, пожалуйста, проходите. — Надежда Ивановна повернулась и пошла к дому, показывая непрошеным гостям дорогу.

На кухне Бутырина включила свет и встала у стола, ожидая разъяснений. Белоглазов медлил. Он достал из папки лист бумаги и протянул хозяйке.

— Это ордер на обыск. Покажите нам комнату сына. Затем подсобные помещения, сарай, если есть, — гараж, чердак. Понятые, ваши соседи, уже ждут. Начинайте, товарищ капитан, — обратился Белоглазов к Меркину и вновь повернулся к Бутыриной: — Я бы хотел взглянуть на фотографию вашего сына.

Надежда Ивановна вышла вместе с капитаном. Вскоре она вернулась и протянула майору карточку. С фотоснимка на Белоглазова смотрел кучерявый смуглый парень с угрюмым лицом. Это был явно не тот человек, которого майор видел мельком в больнице. Однако Белоглазов был уверен, что шел по правильному пути и не зря приехал в этот дом с обыском. Шофер директора завода упоминал о кучерявом парне, которого заметил в "Уазике". Под описание человек, изображенный на фотографии, подходил. Может быть, именно его обгорелый труп и был обнаружен в машине. Это можно было проверить.

— У вашего сына были вставные зубы? — спросил Белоглазов, помня, что о зубных протезах упоминал врач-патологоанатом.

Надежда Ивановна изменилась в лице. Уж очень пугающий задал милиционер вопрос.

— Были, — сказала она, теребя край клеенки на столе. — Три коренных зуба справа на нижней челюсти. Он недавно вставил.

И здесь приметы совпадали. Тянуть дальше время было бесполезно. Хотя Бутырин и преступник, сообщить матери о смерти сына было непросто.

— Надежда Ивановна, — официальным тоном произнес Белоглазов, — сегодня при ограблении машины с зарплатой для рабочих погибли четыре человека. У меня есть основания предполагать, что среди погибших был ваш сын.

Бутырина ждала всего чего угодно, но только не известия о смерти сына. На какое-то время горе парализовало ее, но слез не было… Они будут потом, когда мать увидит обгорелое тело сына, когда будет его хоронить, когда останется наедине со своим горем. Сейчас же Надежда Ивановна ощутила в груди лишь