угробишь…

— Я в буфете обедала, — ответила Нина, не поднимая головы.

— Я говорила с буфетчицей — она тебя даже в лицо не знает.

— Я взрослый человек! — истерически крикнула Нина, резко обернув к ней болезненно-бледное лицо. — Что вы за мной шпионите?!

Галина Николаевна укоризненно покачала головой и вышла.

— Девки! Девки-и-и!! — Середа мчалась по коридору, размахивая листком бумаги. — В мае в Австралию летим!

Смолкла гитара, захлопали двери, со всех сторон бежали к ней старшекурсники, — обступили, галдя, выхватывая листок со списком друг у друга. Опоздавшие прыгали за спинами, тянули руки.

— Да тише вы! Не порвите! Я на пять минут выпросила!

Нина Титова молча, грубо протолкалась в центр толпы, заглянула в список и ушла обратно в комнату. Ильинская, не найдя своей фамилии, деловито огляделась и вцепилась в Юльку:

— Арза, миленькая, купи мне там часики, ладно? Они копейки там! Маленькие такие, ладно?

— Не завтра же летим, — отмахнулась Юлька.

— Нет, если кто будет просить, ты скажи, что я уже просила, ладно?

В половине одиннадцатого Галина Николаевна прошла по комнатам, выгоняя ребят на свое крыло. Те прятались, перебегали из комнаты в комнату. Наконец Галина Николаевна встала у стеклянной двери, отделяющей мужское крыло:

— Что мне, бегать за вами, что ли? Закрываю!!

Мимо промчались, толкаясь и запрыгивая друг другу на закорки, малыши. Астахов неторопливо прошествовал с гитарой на плече.

— Монастырь! — с выражением процедил он.

— Иди-иди! — Галина Николаевна подтолкнула его и бесцеремонно добавила коленом в зад. — Монах!.. Все?

— Я! Я еще! — Демин выскочил из дальней комнаты.

Галина Николаевна заперла за ним дверь на ключ. Демин с той стороны расплющил нос о стекло, скребся, изображая муки страсти.

— Господи! Каждый день одно и то же… — Галина Николаевна спрятала ключ в карман. — Пластинку смени.

Она погасила свет в коридоре, села в своей комнате, устало прикрыла глаза. За одинаковыми пронумерованными дверями с фамилиями жильцов слышалась приглушенная возня, смех — девчонки укладывались спать.

Юлька, Света и Нина сидели в ночных рубашках на подоконнике, курили в приоткрытое окно, передавая сигарету друг другу. Красный огонек по очереди выхватывал из темноты их лица. За окном в сквере едва светились в морозном тумане зеленые фонари.

Ия спала. Она мгновенно засыпала, приняв горизонтальное положение, — в раздевалке, в гримерке между выходами.

— А в Австралии сейчас лето… — мечтательно сказала Середа.

Юлька досадливо покосилась на нее, глянула на мрачную Нину. Светка иногда была жутко бестактна, потому что искренне не замечала, что творится вокруг, жила в каком-то другом, добром и спокойном мире. Ко всем была одинаково доброжелательна и, в общем, одинаково равнодушна. Осенью отчислили ее землячку из Киева — Светка не пришла проводить, гуляла в парке, смотрела на опавшую листву: забыла. И про то, что Нину не берут в поездку, сто раз успела забыть.

— Да брось ты, Нин, — сказала Юлька. — Сто раз еще списки поменяются. Вот увидишь — все вместе поедем.

— Даже Нефедову взяли, — Нина прикусила губу, чтобы не расплакаться. — Пятьдесят три кило!.. Кобыла кривоногая!

— С таким папой хоть одноногая, — усмехнулась Юлька.

За окном на широком карнизе внезапно появилась темная фигура. Света взвизгнула, попыталась закрыть окно, но Астахов уже залез к ним на подоконник.

— Куда? А ну, вали обратно! — Света и Нина щипали его. Астахов только ежился.

— Тихо, девки, тихо, — соскочил на пол, осторожно выглянул за дверь.

— Обратно через нас пойдешь — ноги оборву, понял, ты?.. — предупредила Юлька.

Астахов бесшумно выскользнул в коридор.

— К кому это он? — спросила Света.

— К Чолпанке, наверное, — ответила Юлька.

— Да нет, ко второму курсу, — сказала Нина.

— А этот, пониже, ничего был, а? — Света толкнула Юльку коленом.

— Где?

— Ой-ой-ой! — хитро прищурилась Света. — Да внизу, перед ужином. А смотре-ел на тебя…

— Ну и что?

— Ты знаешь, я думаю — он придет еще.

— Отстань.

Нина вскинула голову, прислушиваясь к шагам в коридоре.

— Галина!

Юлька метнула сигарету в окно, девчонки попрыгали в кровати, накрылись одеялами и замерли.

Галина Николаевна открыла дверь, включила свет.

— Кто курил?

Ийка села на кровати, испуганно хлопая глазами спросонья. Остальные старательно спали.

— Кто курил, я спрашиваю?! Напишу всем по замечанию — не плачьте потом!..

— Как думаешь — напишет? — шепотом спросила Нина, когда дверь за воспитательницей закрылась. — У меня уже есть одно.

— Да нет, пугает, — шепотом ответила Света.

— А надымили — фу! — пробормотала Ия.

— Ладно, девки, спим…

Юлька лежала с открытыми глазами, закинув руку за голову. Привычно ныли суставы и мышцы ног, болела правая стопа. Юлька подтянула колено к груди, ощупала пятку — жесткий болезненный бугор еще увеличился, «шпора» росла. Надо было оперировать прошлым летом… Теперь поздно: впереди экзамены, первый год в театре. Пока терпимо, потом сколько-то можно продержаться на заморозке. Юлька давно привыкла к ежедневной боли: если ничего не болит — значит, плохо работала, день прошел впустую…

Потом вспомнился разговор с матерью, и опять подкатила к горлу злая обида. Для самой Юльки все было ясно и просто: отец — враг. Не враг даже — чужой человек. Юлька и думать забыла о нем, если бы не письмо матери.

Отец ушел восемь лет назад, в последнюю Юлькину зиму в Руднике. Что отец ушел, объяснили сердобольные соседки, зачастившие к матери. А что значит ушел? — жил через улицу, каждый день встречался у магазина или Дома культуры под руку с молодой красивой теткой, бухгалтершей из леспромхоза. Юлька цеплялась за отцовский рукав, тянула домой: «Пойдем, пап, ну пойдем! Мамка плачет!» Потом мать начала пить, не столько от горя, сколько от внимания участливых к чужой беде соседей. Распахивалась дверь, Витька, Юлькин одноклассник, живущий через забор, радостно кричал, едва видный в густых клубах морозного пара: «А ваша-то опять напилась, несут!», следом соседи или вовсе незнакомые мужики волокли мать, и соскочившие наполовину материны сапоги гребли носками снег.

Позже Юлька узнала, что мать виделась с отцом, просила — не вернуться, не денег — уехать куда-нибудь, но те не уехали, так и ходили под руку в Дом культуры в кино и на праздничные собрания, гордые, не слышащие ни шепота, ни громкой ругани за спиной.

Однажды, весной уже, Юлька подкралась к дому, где бухгалтерша снимала комнату, — те смотрели телевизор, обнявшись перед экраном, — и