Ирина Шанина «ПОЦЕЛУЙ СМЕЮЩЕГОСЯ БУДДЫ»

Вместо предисловия

Разрешите представиться, меня зовут Ирина Шанина.

В начале девяностых годов прошлого столетия мне несколько раз удалось побывать в Гонконге. Город произвел такое ошеломляющее впечатление, что спустя много лет воспоминания трансформировались в книгу.

У каждой приличной книги обязательно есть предисловие. Я долго думала, нужно ли его писать. Поразмыслив, решила, что все же нужно. Хотя бы для того, чтобы сразу и бесповоротно заявить: если какие-либо события в этом романе похожи на те, что происходили с вами, то это — чистое совпадение. Опять же, если характеры и имена некоторых персонажей покажутся вам удивительно знакомыми, а кое в ком вы узнаете себя, то это также совпадение — одно из тех, которыми так богата жизнь. Реально существовали только упоминаемые в книге (и активно участвующие в развитии событий) герои древнекитайского эпоса, чему есть масса доказательств в виде исторических документов, а также легенд и мифов. Наши же современники являются плодом неуемной фантазии автора.

Ирина Шанина

Глава I

Меня зовут Анна Керн. Только не подумайте, что среди моих предков числилась та дама, которой Пушкин (Александр Сергеич) посвятил знаменитое стихотворение «Я помню чудное мгновенье…». К сожалению, к той Керн я не имею никакого отношения.

Все началось с моей бабушки Клары: комсомолки, отличницы и просто красавицы. Бабушка, будучи происхождения весьма простого, революцию восприняла как должное, отправилась учиться на «фабзавуч» (это странное слово в детстве казалось мне загадочным, и только много позже, уже в школе, я узнала, что оно означает «фабрично заводское обучение»), а потом (вполне в духе времени) рванула на какую-то комсомольскую стройку. И вот там-то бабушку подстерегла любовь — в лице сочувствующего молодой Стране Советов иностранного гражданина по имени Йозеф Гензель. Бабуля была молода, о контрацепции тогда имели представление весьма смутное… Короче, когда стройка подходила к концу, бабушка почувствовала, что беременна. Нужно отдать должное Йозефу — он очень обрадовался. Но, поскольку срок его контракта истекал, он вместе с остальными сочувствующими должен был уехать (как он сам тогда считал — ненадолго). Осыпав бабушку поцелуями и пообещав вернуться в самое ближайшее время, Йозеф исчез. Как вы понимаете, навсегда. Лично я не думаю, что он хотел обмануть бабушку, просто время было такое. Не исключен вариант, что Йозеф вместо Запада (откуда был родом) был вынужден поехать прямо на Восток. А Восток (особенно Дальний) — дело тонкое.

Бабушка осталась одна «в интересном положении». Через девять месяцев, как положено, на свет появился горластый младенец — мой папа. Замечу, что бабушка (в отличие от меня) была женщина очень практичная. Рассудив, что ребенка ей одной не поднять, она стала присматривать кандидатуру на роль мужа и отца. «Ищите и обрящете» — ей-богу, в Библии можно найти дельные советы на все случаи жизни. Кандидат нашелся на удивление быстро в лице положительного мужчины средних лет еврейской национальности. Игорь Семенович не только с удовольствием женился на бабушке, но и усыновил моего папу. Так папа стал Петром Игоревичем по фамилии Крымштейн. Фамилия сильно мешала, но не было никакой возможности ее изменить до 1937-го года.

А в 1937-м году… Вы подумали о репрессиях. Я не о них: именно в 1937-м году исполнилось сто лет со дня смерти «солнца русской поэзии» Александра Сергеича. В тот год население страны в знак уважения и солидарности с погибшим от рук инородца (а как теперь выяснилось, еще и гомосексуалиста) Дантеса дружно меняло свои фамилии на Пушкиных, Дельвигов, Кюхельбекеров, Пущиных, одним словом, «шло в декабристы».

Дедушка Семеныч тоже решил примкнуть. Но, в силу осторожности, присущей представителям своей национальности, сначала детально проработал вопрос. Фамилия Пушкин была отвергнута почти сразу. Не потому, что Игорь Семеныч не любил произведений знаменитого поэта, — просто дедушка справедливо посчитал, что еврею стать Пушкиным не дадут. Дельвиг и Кюхельбекер отпали, потому что их фамилии (с точки зрения опять же дедушки Игоря) мало чем отличались по звучанию от его собственной. Чем уж не угодил дедушке Пущин — не знаю, но, короче, среди декабристов подходящего «донора» не нашлось. И тут в голову бабушке пришла мысль, которую смело можно было назвать гениальной, — она вспомнила про Анну Керн, ту самую, которая «Я помню чудное мгновенье…». Дедушке идея понравилась. Подозреваю, что он все же не хотел слишком сильно меняться, потому и Пущин не прошел, и Плетнев, а вот Керн — это совсем другое дело. Во-первых, муж Анны Петровны был бригадным генералом (дедушка Игорь в армии не служил, но военных очень уважал), во-вторых, фамилия его, хоть и историческая, звучала почти по-еврейски… Выбор был сделан, генерал Керн перевернулся в гробу, мы стали Кернами.

Время шло, папа рос и, закончив школу, задумался над тем, куда же поступать. С его анкетными данными (в которых отцом, конечно же, числился Игорь Семеныч, но где-то в самых секретных досье была записана горькая правда: «отец — Йозеф Гензель, национальность — предположительно чех, предположительно немец, предположительно еврей») следовало бы остановить свой выбор на каком-нибудь заштатном инженерном вузе, но папа замахнулся на МГИМО. Слава богу, в тот момент, как он собрался подавать туда документы, папа встретился с мамой.

Я до сих пор не понимаю, как им разрешили пожениться. Мамина кандидатура была сразу же, безоговорочно отвергнута Игорем Семеновичем. И не потому, что мама была русская, хотя и это в глазах дедушки Игоря являлось просто-таки непростительным грехом. Главная проблема состояла в том, что мамин папа (и мой дедушка по материнской линии) был потомственным чекистом и работал если не с самим Феликсом Эдмундовичем, то с его ближайшими соратниками.

Нельзя сказать, что мамины родители в свою очередь были в восторге от папиной кандидатуры. Чтобы дочь полковника Михеева вышла замуж за еврея с неопределенной родословной (а уж дед Григорий наверняка внимательно прочел то самое досье с «предположительно чехом…») — такое могло присниться только в кошмарном сне.

Если рассказывать обо всех палках, которые вставляли в колеса моим родителям их ближайшие родственники, нужно писать отдельную книгу. Помог, как это обычно бывает, случай.

Я уже упоминала, что папа вознамерился влиться в стройные ряды советских дипломатов и даже начал усердно готовиться, читая раздобытые где-то у знакомых книги Агаты Кристи в оригинале. Бабушка Клара