ходят.

— А от большака далеко до Кипрей–Полыхани?

— Чего ж далеко? Километров, думаю, двенадцать, а то и все семнадцать. Но никак не дальше. Только… — Жених покрутил головой и засмеялся.

— А что? — испугалась Настя Никитична.

— Да нет, ничего! Фельдшером, что ли? Или учительшей направили? Или в клуб?

— Учительшей.

— Учительшей ничего. Они завклубами не любят и фельдшеров.

— Как так?

— Сами лечатся, сами веселятся. Они такие веселые там, просто жуть одна. — Жених завел мотор. — Держись за плечи, но особенно не прижимайся. Мимо моего дома поедем, сама понимаешь…

Мотоцикл взял с места, нырнул с горки, прогрохотал по мосту — и вдоль деревни, по дороге меж хлебов, да в гору и опять по деревне.

Остановились на околице возле грузного, похожего на амбар дома.

— Вот и магазин, — сказал жених.

Не покидая седла, вытянул из люльки чемоданы.

— Всего доброго!

И умчался.

«Даже счастья ему пожелать не успела», — спохватилась Настя Никитична.

Магазин был открыт.

— Бедная девушка! В такую глухомань человека спихнули! — пожалел ее продавец, лупивший газетой мух. — Не волнуйся, я тебя сейчас отправлю в Кипрей–Полыхань, будь они там неладны. Машина скоро придет.

И точно. Скоро запел мотор.

— У нас тут дела будут, — деликатно намекнул девушке продавец.

Настя Никитична вышла на крыльцо. У магазина стоял «газик».

Дождь кончился, сквозило меж облаков голубое.

«Как хорошо, что лето — длинные дни», — подумала Настя Никитична, пропуская двух сильно озабоченных людей.

Один вскоре вернулся с охапкой бутылок водки, сел на переднее сиденье. Настя Никитична помялась, но подошла.

— Можно мне с вами? Мне до Кипрей…

— Нет, — отрезал озабоченный человек, он ломал голову, как безопаснее разместить бутылки. — Срочное дело у нас.

Водитель был милостивей.

— Садись! — кивнул на заднее сиденье.

Настя Никитична, закусив от напряжения нижнюю губу, впихнула в «газик» чемоданы. Машина тотчас развернулась, покатила вдоль березовой аллеи.

— Откуда? — спросил водитель.

— Институт закончила, по распределению еду.

— Это хорошо, — одобрил человек, нянчивший бутылки. Он наконец нашел им место поспокойней и принялся налаживать рацию.

— Селена! — кричал он в микрофон. — Селена, это я! Прием!.. Иван Федотыч, докладываю. Обеспечили на сто процентов… Честно? Если честно, на сто двадцать.

Радист не успел еще сунуть микрофон в гнездо, как показался поселок.

— Дальше не повезу, — сказал шофер.

— Но, может, за деньги…

— Какие могут быть деньги? — Водитель кивнул на ворох бутылок. — На свадьбу торопимся. Вот по этой дороге жми к лесу. Тут до Кипрея километров семь, от силы восемь.

Настя Никитична тащила свои чемоданы, поглядывая на чистое теперь небо: день угасал.

«Ну и ладно, — сказала она себе, — переночую в лесу. Наломаю веток, лягу между чемоданами…»

До леса она дотащилась за полчаса.

Села передохнуть. И только села, из черных еловых зарослей сорвалась, полетела, трепеща крыльями, как летучая мышь, огромная птица. Птица скользнула на землю, ушла в глубь леса.

— Меня испугалась! — подумала Настя Никитична вслух.

В лес заходить, однако, медлила, хотя дорога здесь ждала ее хорошая, от первого дерева — асфальт.

— Довольно мне вас тащить! — в сердцах закричала Настя Никитична на чемоданы. — Суну в кусты — ни один дурак вас не возьмет. Из‑за них ночь в лесу коротать, еще чего!

И тотчас решила: немножко потащит, до двух отдыхов, а потом приметит место, чемоданы оставит и пойдет налегке. Пора было спешить: сумерки из‑под кустов потянулись на дорогу.

Вдруг из лесу вышел мальчик с лукошком. Маленький совсем, лет семи–восьми.

— Здравствуйте, тетенька!

— Здравствуй! Ты что же один в лесу гуляешь? Ночь скоро.

— Ягоды завлекли. А вы, тетенька, уж не к нам ли?

— Не знаю. Мне в Кипрей–Полыхань.

— К нам и есть. Пойдемте вместе.

— Чемоданы в кусты оттащу — и пойдем. Замучилась с ними.

— А че с ними мучиться? — Мальчик выломал сухой прутик и прутиком стегнул по чемодану с классиками.

Чемодан дернулся и поехал по асфальту, за ним, не дожидаясь удара, поплыл и другой.

— Интересно, — сказала Настя Никитична и, как бы поправляя волосы, потрогала лоб. — Кажется, нормальная.

— Нормально! — помахал мальчик прутом на тотчас заторопившиеся чемоданы. — Дойдут как миленькие. Ишь изленились. Пойдемте, а то убегут еще.

Настя Никитична пошла вслед за мальчиком, украдкой заглянув в его корзину. В корзине лежали корешки, а на корешках дремала маленькая черная змейка.

— Это же гадюка! — прошептала Настя Никитична.

— Ага! — закивал головой мальчик. — Корешкам силы придает. Маленькая еще. Набегалась сегодня за мной по лесу‑то. Теперь дрыхнет.

— Ладно, все равно хорошо! — сказала Настя Никитична.

— Че! — не понял мальчик.

— Чемоданы не тащить. Я так устала с ними…

Лес расступился нежданно. Они стояли над обрывом. Внизу голубая пойма. Речка змейкой. Красная гора. На горе село.

— Может, махнем с обрыва‑то? — спросил мальчик.

— Как так махнем? — отшатнулась Настя Никитична от края.

— За чемоданы не беспокойтесь. Они — в обход, по дороге. Придут, че им сделается?

— Да, это конечно, — согласилась Настя Никитична, поглядывая сбоку на мальчика.

Стриженая макушка. Ситцевая, в синий горошек рубашка. Босые ноги. Обычный деревенский мальчик. Он дал ей руку, она хотела взять, но он опередил, взял сам, крепко, больно, и шагнул с кручи вниз.

— Ох! — только и успела сказать Настя Никитична.

Они ухнули в осоку, чуть–чуть в речку не угодили.

— Силенки не хватило! — Мальчик виновато опустил голову. — Теперь на гору придется пешком.

Настя Никитична оглянулась: вдали, на высокой черной горе, стоял черный, уже совсем ночной лес.

* * *

Село как бы огораживало вершину холма. Весь центр был пустырем. Только на самой вершине красовался маленький двуглавый теремок. Каждая башенка с будку стрелочника, переход тоже под чешуйчатой крышей, а на гребешке вывеска: «Колхоз Зарницы».

Чемоданы стояли возле резного крыльца. На крыльце сидел человек в шляпе, но в тапочках на босу ногу.

— Вот и вы! — обрадовался человек, подбегая к Насте Никитичне. — Очень мы вас ждали. Как величать?

— Настя… Настя Никитична, то есть… Анастасия, в общем, Веточкина.

— Никифор Пафнутьевич, председатель колхоза. Будем знакомы. Надо было сообщить. Встретили бы. Машина все равно застоялась. — И развел руками, показывая владения. — Вот так и живем. Дом правления, скажете, маловат? Одна башня для бухгалтерии, другая — мой кабинет. Чтоб без толку не толклись. Школу поглядите завтра. Клуб у нас есть. Можно сказать, дворец. Жить мы вас определим к бабушке Малинкиной. Одинокая