довелось услышать вне дома терпимости, чтобы женщина-специалист с такой внешностью блистала остроумием.

Эта девушка была квадратным корнем из минус единицы.

— Ну нет, я имею полное право удивляться, — Халдан попытался скрыть свое замешательство под маской изумления от свалившейся на него новости. Математика Файрватера — это как раз то, чем я занимаюсь еще со времен начальной школы. И сюда я приехал только затем, чтобы в музее напротив осмотреть модель лазерного двигателя его конструкции. Я знаю, что у него был самый изобретательный — кроме, разумеется, нас с вами — ум в мире, однако ни один из моих профессоров, наставников или знакомых студентов, никто, даже мой отец, словом не обмолвились об его стихах! До сих пор я считал, что являюсь величайшим и непревзойденным авторитетом во всем, что касается Файрватера-1. Твои слова для меня — гром среди ясного неба.

— Я уверена, что никто не собирался скрывать от тебя этого. Возможно, твои профессора просто ничего не знали. А может быть, они стыдятся упоминать об этом, и в данном случае, думаю, они правы.

— Почему?

— Твой кумир был выдающимся математиком и неплохим теологом, но скверным поэтом.

— Хиликс, ты очаровательная девушка. Не сомневаюсь, что ты разбираешься в поэзии, но Файрватер в любой области был мастером. Я не смог бы отличить анапест от антрекота, однако все, что написал Файрватер, должно быть прекрасно!

— Можно оценить целое по частям, — предложила Хиликс. — У меня отличная память, и я могу прочитать тебе фрагмент его стихотворения, все, что я помню. Мне его читал один старик, когда я была еще маленькой. Это скорее занимательная байка, чем настоящие стихи.

— Прочитай мне их, — попросил он, горя от нетерпения.

— Название почти такое же длинное, как и само стихотворение, — сказала она. — «Размышление с высот, дополненное». Вот послушай:

Она поморщилась.

— Он обожал такие нелепые парадоксы, как «распятый сжатым временем» или «смерть как дар». Совершенная бессмыслица.

Халдан задумался.

— Создается впечатление, что он пересказывает Нагорную проповедь, дополняя ее теорией Эйнштейна. «Выиграет тот, кто проиграет гонку». Другими словами — «кроткие унаследуют землю». Это объяснило бы название. «С высот» — то же самое, что с Горы, а «размышление» «дополнил» Эйнштейн.

Она посмотрела на него с изумлением и восхищением.

— Халдан-4, ты неандертальский гений! Наверняка ты прав! Ни я, ни старик никогда над этим не задумывались, а твоя интерпретация объяснила бы загадку живых трупов.

Теперь настала очередь удивляться ему.

— Каких еще живых трупов?

— Ну… ссыльных, обитателей Ада, официально мертвых.

Ее ответ вернул его на землю.

— А что он имеет с этим общего?

— Старик, мой родственник был знаком с одним из Серых Братьев, конвоирующих ссыльных на этапные корабли Ада. Это было еще в те дни, когда ссыльные поднимались на борт пешком. Стражник рассказывал, что на полпути к люку с одной из преступниц случилась истерика — меня, кстати, это не удивляет — бедняжка начала кричать и вырываться. Стражники с трудом ее удерживали, как вдруг мужчина, который шел впереди, обернулся и произнес: «Выигрывает тот, кто проиграет гонку, где параллельные сплетутся в одно безумное кольцо!».

Как только он проговорил это, женщина успокоилась и взошла на борт корабля, словно это был паром для прогулок по Солнечной системе. Теперь я понимаю, что мужчина передал той женщине закодированное религиозное утешение. И все же я предпочитаю Шелли. Ты слышал его «Оду западному ветру»?

Слушая, Халдан все время возвращался мыслями к опасному хобби Файрватера. Каждый волен развлекаться как ему вздумается, но по какой-то чудовищной иронии судьбы стихотворение в поддержку изгнанникам написал человек, который разработал двигательную систему ракеты, доставляющей их на обледенелую планету «Ад», обнаруженную зондами Файрватера и названную им так странно.

Хиликс была студенткой Первого курса университета «Золотые Ворота» и собиралась после окончания учебы заняться преподаванием. Она с жаром говорила о поэзии, и Халдан завороженно слушал ее. Лавлейс и Геррик, Саклинг и Донн, Китс и Шелли — древние имена слетали с ее языка гак легко и естественно, словно были именами ее близких друзей. То восторг, то грусть звучали в голосе девушки, перекрывая шум прибоя. Внимая им, Халдан оценил красоту древней поэзии и ощутил дыхание истории.

Только когда лучи тонущего в море солнца отпечатали тени на склонах гор, он вспомнил, что пора идти домой.

Пропустив девушку вперед и любуясь ее походкой, Халдан спросил:

— А что ты там читала о знатности рода?

— О, как высок твой знатный род,

Как строен гибкий стан.

И пылкий зной, и хладный лед

В тебе — мой талисман.

— Это о тебе, Хиликс! — воскликнул он восторженно. — Поэт имел в виду тебя!

— Тише, ты, сумасшедший! Кто-нибудь услышит!

Он проводил Хиликс до ее машины и галантно помог усесться.

— О, Халдан, ты настоящий Ланселот.

— Ты мне ничего о нем не рассказывала. Может, наберешься смелости, чтобы встретиться со мной как-нибудь вечерком, скажем, завтра — в Сан-Франциско, чтобы восполнить этот пробел? Бар сэра «Фрэнсиса Дрейка», по-моему, подходящее местечко.

— А откуда ты знаешь, что я не из полиции?

— А ты откуда знаешь, что я не полицейский?

— Я за тебя беспокоюсь, — усмехнулась она. — Мне полицейские ничего не сделают.

Она махнула рукой на прощание и уехала.

Халдан медленно вернулся к своей машине, чувствуя, что с ним творится что-то странное. Он всего несколько часов разговаривал с девушкой, которую теперь навсегда поглотила безликая толпа обитателей Сан-Франциско, — и был с ней счастлив.

Ему сделалось грустно.

Он выехал на шоссе в Беркли и подключил пилота к магнитному поясу. Почувствовав резкое ускорение, свидетельствовавшее о том, что дорога на много миль вперед свободна, он включил приемник, и машину заполнила легкая музыка оркестра Беркли. Удобно откинувшись на сиденье, Халдан позволил себе немного поразмышлять, пока машина стремительно мчала