жизни. Остается один путь: «живи в мире и согласии со своей совестью!» Вот единственная заповедь – стара как мир, – которую нужно всегда помнить и никогда не забывать. Только на такой духовной основе строятся замки счастья, как его каждый понимает. Не может быть одной мерки для всех. Если бы вдруг все люди помирились на идеале близкого благополучия, то не было бы современной культуры, не было бы прогресса; общественная жизнь остановилась бы, и человечество вернулось бы к первобытному варварству. А мы так любим человеческий гений, красоту, свободу, что с радостью и бодро смотрим в лицо самой страшной опасности, не боимся тернистой дороги, лишь бы перед нами светила яркая заря нашего идеала. Вы же советуете мне – в своем прошлом письме – свернуть с моей дороги. Если бы я поступил таким образом, то бросил бы себя в пропасть самых ужасных, неизлечимых мук. Нет, милый и дорогой папа! Постарайтесь вникнуть в мое сердце, и Вы поймете, что иначе я не могу жить: мой путь давным-давно намечен, свернуть с него – значит убить свою совесть. Последнее же – самое ужасное преступление, для него нет искупления. Если бы Вы могли видеть меня сейчас, то, я уверен, к Вам никогда не вернулась бы подобная мысль, Вы благословили бы меня идти дальше и оставаться самим собой. Пишите больше о себе.

Милый папа!

Ваши письмо и карточку я получил вскоре после того как послал со своей стороны запрос Вам, почему Вы не отвечаете, и о том, как Вы поживаете.

За карточку большое Вам спасибо. Теперь я все-таки представляю приблизительно, насколько Вы изменились со времени нашего последнего свидания, кажется, в 1899 году, когда я отправлялся в ссылку. С тех пор прошло уже около 5 лет: много воды утекло.

...Теперь несколько слов относительно Вашего последнего письма. Вы пытаетесь доказать мне, что все мои рассуждения и убеждения лишь плод холодного ума. Поверьте, дорогой папа, Вы жестоко ошибаетесь. Только потому, что у меня мозг и сердце идут нога в ногу, неразлучно, я так непоколебим в избранном мною пути. И тот, кто стремится соблазнить меня другими, более покойными, ровными и широкими дорогами, несмотря на все свои добрые намерения, по моему мнению, желает мне не счастья, а такого существования, против которого протестует вся моя личность. Я вижу, что в этом пункте мы никогда не сойдемся с Вами.

Несколько дней тому назад я получил письмо от Эрочкиной жены. Какое же место занимает Эрочка в Петербурге в качестве флотского солдата? Как долго будет он состоять на службе, до конца войны? Интересно было бы это знать.

От Эльзы не имею давно никаких известий.

Желаю Вам всего лучшего, главное – здоровья.

Целую Вас крепко.

Ваш сын Коля.

Вашу карточку я вставил в рамку, и она украшает теперь мою камеру.

Дорогой папа!

На мое последнее письмо я еще не получил ответа от Вас. Как Вы поживаете?..

Жизнь моя течет обычным образом: никаких особых новостей сообщить не могу; до конца следствия, по- видимому, еще далеко. Чувствую себя довольно хорошо. Бодр и здоров. Все время провожу за книгами...

Пишите, папа. Я был бы очень рад, если бы Вы успокоились на мой счет, не рисовали бы мое положение в мрачных красках. Поверьте, милый папа, я чувствую себя гораздо лучше, чем многие и многие общепризнанные удачники и счастливчики.

Желаю Вам всего лучшего, а главное – здоровья. Крепко целую Вас.

Ваш сын Коля.

Лучше умереть стоя, чем жить на коленях.

Д. Ибаррури

Каждый, кто был верен будущему и умер за то, чтобы оно было прекрасно, подобен изваянию, высеченному из камня.

Ю. Фучик

Нет, лучше с бурей силы мерить, Последний миг борьбе отдать, Чем выбраться на тихий берег И раны горестно считать.

Д. Мицкевич

Сергей Миронович КИРОВ: «НЕПОСРЕДСТВЕННОСТЬ И ПРОСТОТА, ПРИРОДНАЯ ЦЕЛЬНОСТЬ – ВОТ, ПО-МОЕМУ, ИДЕАЛ ЧЕЛОВЕКА»

В характеристике, выданной ему Уржумским городским училищем, говорилось: «По своим нравственным качествам, серьезному отношению к делу и успехам Костриков за все время пребывания в училище принадлежал к хорошим ученикам. Всегда серьезный, сознательно и добросовестно относившийся к своим обязанностям, он отличался совершенно безупречным поведением».

Костриков – его настоящая фамилия. Киров – это его партийная кличка. Киров, Сергей Миронович, «наш Мироныч» с любовью называли его в народе.

Лучшие качества человека и борца этот человек воспитывал в себе с детства. Он всегда стремился расширить кругозор, много читал. В беседах с товарищами, вспоминали друзья его юности, Сергей обнаруживал острый ум и критическую мысль.

Побывав однажды на казанском заводе, принадлежавшем капиталисту Крестовникову, семнадцатилетний Сергей в письме к своей учительнице писал: «Здесь есть завод Крестовникова... здесь рабочие работают день и ночь и круглый год без всяких праздников... Да, как это подумаешь, так и скажешь: зачем это один блаженствует, ни черта не делает, а другой никакого отдыха не знает и живет в страшной нужде. Почему это, как вы думаете?..»

В восемнадцать лет он вступил в партию большевиков. Девятнадцатилетним его избрали членом Томского комитета партии. За революционную деятельность он не раз был арестован и заточен в тюрьму.

В 1917 году по заданию партии Киров организует борьбу за социалистическую революцию на Северном Кавказе, принимает активное участие в октябрьских боях в Петрограде. В 1919-м возглавит разгром контрреволюционного мятежа в Астрахани.

Талант выдающегося организатора масс, страстного пропагандиста с новой силой проявится в Кирове в годы мирного строительства на посту члена Политбюро и секретаря ЦК нашей партии, руководителя Ленинградской партийной организации.

...Небольшого роста, со скромным, живым и задумчивым лицом, простой и даже немного застенчивый на вид, Сергей Миронович Киров всегда создавал вокруг себя атмосферу внимания, уважения, подъема и любви. «Его удивительное ораторское искусство, – писал известный журналист Михаил Кольцов, – было, собственно, не искусством, а органическим, естественным проявлением искренней, честной и красивой революционной личности».

Но еще обаятельней Сергей Миронович был в непосредственных встречах с людьми... Работая в Ленинграде, он приехал как-то на большую стройку и увидел разбросанные материалы, кирпичи. Обращаясь к хозяйственнику, спросил: «Скажите, пожалуйста, сколько стоит один кирпич?» – «Копеек десять», – ответил тот. «Ну а если бы всюду валялись гривенники, неужели