Колька домой редко приходил, он в ремесленном учился и был на казарменном положении.

Потом где-то в середине января погибла мама. Не знаю, как она погибла. Ушла за водой и не вернулась. Я съел весь хлеб, что оставался дома, было очень холодно. Когда через три дня пришёл домой Колька, он нашёл меня скрюченного на кровати под матрасом, там было теплее. Колька принёс дров и немного каши в кастрюльке. Он затопил буржуйку, напоил меня кипятком, накормил кашей, а потом увёз на санках в круглосуточный детсад. К счастью, мои карточки дома были, мама не взяла их с собой.

Обидно. Как же горько и обидно было потерять маму уже после победы. Ведь мы победили! Мы уже победили к тому времени фашистов. Я точно знал это! Я даже бояться бомб и снарядов перестал. Зачем бояться, если мы победили? Осенью я ещё боялся, но после того случая с солнышком страх прошёл совершенно.

А осенью я боялся.

Особенно страшно мне в подвале было, когда нас завалило. Бомба в наш детсад попала и старый дом, в котором наш садик был, развалился. А мы все в подвале. Очень страшно, темно, ничего не видно, все ревут кругом, Анна Васильевна не отвечает. Да ещё вода откуда-то течь стала. Потом что-то зашуршало, какие-то камушки посыпались, и я слышу, как сверху Колькин голос кричит мне: «Бориска! Бориска, ты живой там?!».

Через некоторое время к нам какой-то мальчишка пролез с электрическим фонариком. Он хотел Светку Малахову подсадить к дырке в стене, через которую сам пролез только что, но та боялась, ревела и отбивалась. Пока мальчишка с ней возился, фонарик утопил свой в воде. Там на полу уже много воды было, нам пришлось на лавочки ногами встать, так как вода очень холодная была. Опять стало темно.

Этот мальчишка, что спасать нас залез, какой-то странный был. Себя по фамилии называл и говорил о себе так, будто его тут нет. Помню, бродит он в ледяной воде, а ему там выше колен уже, бродит и подгоняет нас: «Быстрее, щучьи дети, быстрее! А то Степанов тут себе с вами самое важное место отморозит!».

Вот, это запомнил, а как меня спасли помню смутно. Замёрз я и страшно мне было. Помню, Степанов поднял меня и в нору какую-то сунул, а там чьи-то руки схватили меня за запястья и выдернули наружу, как морковку. Мама меня сразу домой унесла греться.

Да, тогда я ещё боялся. Но после чуда со сказкой бояться перестал совсем.

Было утро. А может и день, не знаю. Мама ушла куда-то, на столе свечка горит. Темно ведь в комнате, окно фанерой заделано. Одно стекло, правда, целое, но на нём светомаскировка. Я в кровати лежал, а тут в дверь стучат. Долго стучат, пришёл кто-то. Я не хотел вставать, но больно уж настырно стучали. Выбрался я кое-как и потащился открывать. Долго шёл, голова кружилась. Открываю —там девчонка незнакомая. Первый раз её вижу. Спрашивает меня, не я ли мальчик Боря. Говорю, что я, но она не понимает меня. Наверное, я слишком тихо говорил тогда.

Прошли мы с ней в нашу комнату и уже там я жестами смог объяснить, что Боря —это я и есть. А девчонка говорит, пошли, мол, со мной, сегодня в школе ёлка, а после ёлки будет обед! Обед! Я так хочу кушать!! Но… как же я пойду? Я и по комнате-то еле хожу, куда уж мне в школу! А девчонка не унимается. Со мной, говорит, как миленький дойдёшь. Я тебя, говорит, на санках и туда и обратно отвезу!

Закутала она меня в старую бабулину шаль, взяла с постели одно одеяло, и мы пошли. На лестнице она помогала мне, поддерживала. Посадила на санки, укрыла одеялом, в школу привезла. Дверь открыла, а там… а там, за дверью, сказка! Настоящая сказка!

Светло, тепло, едой пахнет так, что животу больно. А посередине ёлка, настоящая большая зелёная ёлка с игрушками!

Вокруг этой сказочной ёлки даже хороводы водили, кто посильнее. Я не мог в хороводе участвовать, просто на лавочке сидел с другими ребятами. Ещё Дед Мороз и Снегурочка были, оба очень смешные. Дед Мороз такой маленький и с писклявым голоском, а Снегурочка здоровенная такая, с усиками. Один раз Дед Мороз сам себе на бороду случайно наступил, и та у него отвалилась. Было очень смешно.

Потом обед был. Очень-очень вкусный обед! А вот что после обеда было, я плохо помню, так как сильно спать захотел. Проснулся я уже следующим утром. Буржуйка горит, на ней чайник греется, мама около стола топором на щепочки стул строгает. В комнате светло, светомаскировка с уцелевшего стекла снята.

Сначала я думал, что мне вся эта ёлка во сне приснилась. А потом гляжу —на столе бумажный пакетик лежит. Это же подарок! Мой подарок на Новый Год! Нам всем вчера такие пакетики после обеда раздали. Значит, это не сон был?! Была настоящая ёлка?!

Я выбрался из кровати, подошёл к столу и взял этот пакетик. А что в нём? Открыл, и вытащил рукой… не может быть! Это же чудо! Как, откуда? Подошёл к окошку поближе, рассмотреть на свету. И в этот момент из-за туч выглянуло солнце и осветило мою руку с новогодним подарком. Я тогда подумал, что он и сам совсем как маленькое солнышко. Солнышко у меня в руке! В тот момент мне стало совершенно ясно, что мы победили. Это —Победа. Раз в задыхающийся от голода город везут даже такие вещи, значит всё, Победа!

И я перестал бояться. Мы ведь победили! Ещё не была прорвана Блокада, ещё был жив папа, а Сталинград, в котором он погибнет, был простым тыловым городом. Ещё была жива мама. Мне ещё предстояло пройти через их смерть. Но страх ушёл. Остались лишь злость и ненависть.

Колька в своём первом письме с фронта, которое я уже тут, в Алтайском крае, получил, писал, что ему было очень страшно в первом бою. А чего он боялся, глупый? Ведь мы же победили!

Брата весной 43-го призвали, когда ему 18 лет исполнилось. Сейчас Колька танкист, он гвардии сержант и наводчик на самом тяжёлом советском танке, на ИС-2! На 1-м Белорусском служит, во 2-й гвардейской танковой армии. Наверное, он уже в Берлине. Потом напишет, как они его брали.

Но это сейчас он такой весь из себя бравый. А когда летом 43-го в первый раз попал в бой, то, как он честно в письме признался, ему очень страшно там было. Его первый бой седьмого июля случился, около какой-то деревни Смородино. Снаружи стреляют, снаряды по броне бьют, в танке дым, двигатель ревёт, командир орёт что-то. А Кольку в экипаж вместо раненого наводчика буквально за пару дней до этого поставили. Он и танк-то изучить не успел. Их учили на наводчика Т-34, а сунули в такое чудовище английское. У этого же Mk IV всё совсем по-другому. Хорошо, Кольке опытный командир танка попался. Он Кольку задвинул в угол и велел прикинуться ветошью и не отсвечивать. А сам в бою был и командиром и наводчиком сразу.

Колька писал, что ему вообще с командиром повезло. Везучий у него командир, просто невероятно. Про него в полку легенды ходят. Подумать только, с самого