перед перестрелкой, и бойня в Текалатле была для него чем-то вроде безумной головокружительной пляски, разражающейся беспорядочными автоматными очередями, что оставляют после себя на стене непонятные имена.

Вожак сандинистов носил маску: серое лицо с розовыми кругами вокруг глаз и провалом рта — и эта маска так испугала Дантцлера, что он всаживал в нее пулю за пулей, пока лицо не превратилось в зеленоватые клочья… а потом, когда они уходили, обернулся: на фоне пылающих домов стояла девочка. Она спокойно смотрела на них, и ее выцветшие лохмотья трепетали по ветру. Дантцлер никак не мог вспомнить, как называются такие вот дети: жертвы постоянного недоедания, которое красило их кожу в грязно-золотой цвет и оставляло ум недоразвитым… ему казалось, что главное — вспомнить название, но оно ускользало… и еще он был точно уверен: после огненного шквала здесь никто не мог уцелеть, а значит, это не девочка, а дух деревни, вышедший проводить их… Это было все, что он запомнил о Текалатле.

На четвертый день им нужно было подняться на заросшую лесом седловину. Хотя сезон дождей уже давно кончился, вершины гор окутывали черные тучи. Гром ревел непрерывно, молнии сверкали так, что казалось — по ту сторону гор установлены грандиозные неоновые панно, рекламирующие зло. Это вселяло тревогу, и Джерри ЛеДу — тощий, как шнурок, парнишка, заупрямился:

— Мы не пройдем! Лучше поискать другую дорогу!

— Мы в разведке, сынок, — тихо сказал Ди-Ти. — Думаешь, клиенты ждут нас на удобных перевалах с белыми флажками? — Он шевельнул винтовкой, и ствол ее уставился в лоб ЛеДу. — Шагай, не то не видать тебе больше милой Луизианы! Нюхни дымку, полегчает.

Дрожащими пальцами белый, как простыня, ЛеДу раздавил ампулу. Почему бы не посчитать, что это просто большое приключение? Как в тех киношках про чудовищ. Королевство драконов! Или Марс. Или еще что-нибудь. Чудовища с огромными красными глазами и клыками, как у ящеров. Неужели тебе не хочется стать первым человеком на Марсе?

Вскоре ЛеДу уже карабкался по кручам, хохоча во все горло.

Муди ничего не сказал. Он снял свою винтовку с предохранителя и сверлил взглядом спину Ди-Ти, но, когда тот посмотрел на него, обмяк и отвел взгляд. После Текалатля он стал молчалив и угрюм, казалось, он балансирует на какой-то неверной опоре. Он стал носить на голове банановые листья, укладывая их так, чтобы кончики торчали из-под каски. Он говорил, что это лучше для маскировки, но Дантцлер подозревал, что не все так просто. Конечно, Ди-Ти тоже обратил внимание на его странное поведение и однажды, когда они начали готовиться к очередному маршу, отозвал Дантцлера в сторону.

— Парень, только ты знаешь в его голове место, где ему хорошо. Окопайся там и тогда он успокоится. Присматривай за ним!

Дантцлер пробормотал, что он согласен. На душе было мерзко.

— То, что он твой приятель, мне плюнуть и растереть. И даже если бы мой, все равно. Но он — наш с тобой товарищ по оружию, и на это я плюнуть уже не могу. Соображаешь?

Дантцлер вынужден был признать, что Ди-Ти прав.

Они не рассчитали сложности перехода. Ночь застала их под облаками, и Ди-Ти, скрипнув зубами, приказал искать место для привала. Ноги скользили по жирной траве, путаница лиан преграждала путь. Причудливой формы листья напоминали Дантцлеру фантастические иероглифы, и он придумывал неизвестные слова, которые они означают…

Солдаты расставили фонари и принялись натягивать гамаки между деревьями. Снопы света вязли в сыром воздухе, высекая алмазные вспышки на падающих с веток каплях. Голоса у всех были странно приглушенные. Наконец, когда управились с гамаками, Ди-Ти назначил первый караул: Дантцлера, Муди, ЛеДу и себя. Фонари погасили.

Стало абсолютно темно. Постепенно темнота наполнилась звуками падающих капель и мокрыми шлепками. Для Дантцлера звуки слились в какой-то булькающий разговор. Он представил демонов мокрых лесов Санта-Аны. Демоны беседовали о нем. Чтобы отвлечься, Дантцлер раздавил ампулу. Потом, через полчаса — вторую. Но и после этого бодрости не прибавилось: он нервно вздрагивал и тыкал стволом в неясные, тут же исчезающие, тени. Стало светлее, и он понял, что простоял на посту всю ночь. Так часто бывало, когда принимаешь наркотик: чувство времени исчезало, погребенное под множеством деталей, обнаруженных обостренным разумом.

Он посмотрел на часы. Две минуты третьего… Защищенный наркотиком мозг запретил панику. Дантцлер просто удивленно покачал головой и, крадучись, пошел сквозь заросли.

Светился сам лес. Ослепительно сияли лианы, создавая впечатление обнаженной нервной системы какого-то огромного тела, и с них, расстилаясь по земле, стекал золотой дым.

Дантцлер лег и стал непонятно в кого целиться.

Облитый желтым дымом лес приобрел причудливую алхимическую красоту: капли воды напоминали ртуть, но с перламутровым блеском, листья, ветки, кора деревьев сделались золотыми… блики золота… кроме темного пятна впереди. Пятно росло, и оно имело форму птицы. Летящей птицы. Летящей из невозможной дали — заросли скрывали все уже в десяти шагах. Птица все приближалась и приближалась, так медленно, что было понятно: расстояние, отделяющее ее от Дантцлера огромно, как если бы лес был нарисован на листе бумаги к которой кто-то поднес зажигалку с ее обратной стороны — и огонь, пожирая бумагу, создавал дыру в форме силуэта птицы… Он не мог шевельнуться, скованный запредельным ужасом, даже когда дыра накрыла его, заслонив собой все. Он лежал — пылинка у ног великана.

— Муди! — прохрипел он. — Ди-Ти!

Голос, ответивший ему, не принадлежал человеку. Низкий рокочущий бас, похожий на непрерывный раскат грома, шел со всех сторон, и Дантцлер узнал его. Это был голос из сна.

— Ты убил моего сына!.. — сказал он. — Я привел тебя сюда, к айауамако, чтобы он судил тебя…

— Нет! — прошептал Дантцлер, теряя последнюю надежду. Он понял, кем был отец того индейского парня. Сукия деревни Сантандер Хименес… очень важный человек… — Я не виноват! — хотелось крикнуть ему, — не виноват, не ви…

Плача, он уткнулся лицом в ложе винтовки. И вдруг его разум, в панике ищущий выход, наткнулся на нечто. Пальцы раздавили ампулу перед лицом.

Раздался дьявольский смех. Дантцлер вскочил и начал стрелять. В окружающей его черноте появились светлые дыры; из них потек золотой дым.

Он стрелял, меняя магазины, пока не кончились патроны. Пока эта страшная чернота не распалась на осколки, и осколки не стали медленно падать, исчезая в золотой траве… Дантцлер уронил винтовку, скорчился и обхватил голову руками, ожидая возмездия.

Наконец, он убрал руки и открыл