ט
В синагоге не было никого, кроме какого-то старика, стоявшего лицом к шкафу с книгами и что-то читавшего.
Что-то в его фигуре мне показалось знакомым, определенно я видел ее несколько дней назад.
Через некоторое время он вернул книгу обратно на полку и стал расхаживать взад и вперед с весьма озабоченным видом. Я не решился посмотреть ему в лицо, впрочем, как и он не смотрел в мою сторону. Старик подошел к окну, где лежали мои лулав и этрог. Посмотрел на них и попросил у меня разрешения взять этрог, после чего проверил и его и все «четыре вида», заметив при этом:
– Определенно – кошер
Тут я вспомнил и его и слова, сказанные в адрес тех, кто тратит общественные деньги на красивые этроги для собственного удовольствия: «Монеты, уплаченные за этрог тоже должны быть кошерными».
То есть – кошерные деньги важнее внешней красоты мицвы.
Пока я раздумывал над этим, ребе обратился ко мне с просьбой:
– Хотелось бы мне исполнить заповедь с помощью этого этрога.
Я сказал:
– Даю тебе его в подарок[25].
Старик произнес необходимые действия и благословения и вернул мне этрог.
– Ребе, а где твой этрог, – спросил я, – ты ведь купил кошерный этрог за кошерные деньги?
Он посмотрел на меня своими большими красивыми глазами, в которых Бог смешал мудрость и наивность, и сказал:
– Ты там был, когда я покупал этрог? Да, я взял кошерный этрог, но с ним кое-что случилось. Почему ты стоишь? Садись.
Я сказал ему, что пока ребе не сядет, я тоже продолжу стоять. Старик ответил:
– Я привык стоять, но ради тебя я сяду.
י
Он сел и начал рассказ:
– В моем квартале проживает один человек. У него тяжелый характер, злой нрав, но к соблюдению мицвот он относится с большим вниманием. Взял он себе этрог за половину эрец-исраэльской лиры, а может и дороже. Возгордился перед соседями – мол, нет ему равных. Я не знаю, насколько этрог был прекрасен, но, в любом случае, в данном квартале нет никого, кто бы мог себе позволить этрог за пол-лиры. Утром я услышал детский плач, доносившийся из их дома. Я попросил жену пойти выяснить что стряслось. Вернувшись, она рассказала, что ребенок игрался с этрогом, купленным отчимом за пол-лиры, уронил его и разбил питму[26] – тогда мать побила дитя. Знает, – продолжила жена моя, – что ее, несчастную, ждет от мужа за проделки его падчерицы. Спрашиваю жену – где он сейчас? В микве, говорит, – побежал окунуться перед потрясанием лулава. Или в суке у рава Шломо из Звягеля[27] – смотрит, как тот потрясает лулавом согласно традиции его отца, отца его отца, его предков – и так до Злотчевского Магида[28].
Пошел я в тот дом и отдал девочке свой этрог. Передай, говорю, этот этрог маме, а если муж ее начнет спрашивать, пусть скажет, что рав был тут, увидел этрог и признал его некошерным. А чтобы смогли вы кошерно исполнить мицву – дал свой этрог, как настоящий подарок, возвращать который не требуется. Так вот, со всеми этими заботами я не успел благословить этрог.
Затем ребе добавил:
– Вот наказание суетливому. Даже если позаботился он и купил кошерный во всех отношениях этрог – суета в нем помешает сказать благословение.
Примечания переводчика
Рассказ написан в 30-40-е гг. XX века. Впервые опубликован в 1961 году в сборнике «Огонь и деревья» («האש והעצים»).