или материальное… на которое она готова отважиться!

Она могла открыть эту дверь.

Элли не поддалась первому порыву. Она была женщиной аккуратной и даже педантичной. Поэтому сначала хорошенько продумала свои действия. Мистер Тарблеко крайне редко показывался в офисе: всего два раза, пока она здесь работала, а прошло уже больше года. Более того, шансы на его возвращение в третий раз всего несколько минут спустя после ухода совершенно незначительны. Он ничего не оставил в комнате, это видно с первого взгляда: обстановка офиса была почти спартанской. Да и никакой работы для него здесь нет.

Но Элли на всякий случай заперла входную дверь, а для верности сунула в ручку ножку своего стула. Даже если у кого и есть ключ, в комнату все равно не войти. Потом приложилась ухом к замочной скважине и прислушалась, не идет ли кто.

Тишина.

Как ни странно, но теперь, когда она решилась, время, казалось, замедлило бег, а комната увеличилась в размерах. Целая вечность ушла на то, чтобы пересечь огромное пустое пространство между ней и дверью чулана. Рука, тянувшаяся к ручке, проталкивалась сквозь вязкий, как патока, воздух. Пальцы, один за другим, смыкались вокруг гладкого шарика, и за это время в голове нашлось достаточно места для тысячи сомнений. Откуда-то донесся звук… работающего механизма? Тихое жужжание, похоже, неслось из чулана.

Она вложила ключ в скважину и открыла дверь.

Перед ней стоял мистер Тарблеко.

Элли взвизгнула и отшатнулась. Но оступилась, подвернула щиколотку и едва не упала. Сердце колотилось так отчаянно, что заныла грудь.

Из чулана на нее злобно пялился мистер Тарблеко с белым, как лист бумаги, лицом.

— Единственное правило, — холодно и бесстрастно выговорил он. — Единственное правило, и вы его нарушили.

Еще секунда — и он выступил из чулана.

— Плохая рабыня. Очень непослушная рабыня.

— Я… я… я…

Язык не повиновался Элли: слишком велико оказалось потрясение.

— Я, — выдохнула она наконец, — вовсе не рабыня!

— А вот тут ты ошибаешься, Элинор Войт. Сильно ошибаешься. Открой окно! — велел мистер Тарблеко.

Элли подошла к окну и подняла жалюзи. На подоконнике стоял маленький кактус в горшочке. Элли перенесла его на стол и открыла окно. Оно поддалось не сразу, так что пришлось применить силу. Наконец нижняя рама пошла вверх, сначала медленно, потом чуть быстрее. Легкий свежий ветерок коснулся волос.

— Взбирайся на подоконник.

— Я ЭТОГО…

…не сделаю, — хотела сказать она, но к своему величайшему изумлению обнаружила, что покорно лезет на подоконник. И при этом не в состоянии справиться с собой. Похоже, собственной воли у нее не осталось.

— Садись, свесив ноги.

Все происходило, словно в жутком, уродливом кошмаре, из тех, о которых знаешь, что этого не может быть на самом деле, силишься проснуться, но никак не получается… Тело больше ей не повиновалось. Она полностью потеряла над ним контроль.

— Не прыгай, пока я не прикажу.

— А вы хотите, чтобы я прыгнула? — дрожащим голосом пролепетала Элли. — О, пожалуйста, мистер Тарблеко…

— А теперь посмотри вниз.

Офис располагался на девятом этаже. Элли, урожденной жительнице Нью-Йорка, эта высота не казалась такой уж впечатляющей. Но отсюда, с подоконника… Пешеходы были не больше муравьев, автобусы и автомобили — размером со спичечную коробку. До нее доносились гудки, шум автомобильных двигателей, птичье пение — обычные повседневные звуки весеннего дня в большом городе. А земля была ужасно далеко! И между ней и Элли ничего, кроме воздуха! Единственное, что отделяет ее от смерти — пальцы, судорожно вцепившиеся в раму.

Элли остро ощущала, как земное притяжение манит ее, зовет к серому бетону тротуара. Перед глазами все плыло от головокружения и болезненного, тяжело ворочавшегося в животе стремления разжать руки и совершить хоть и короткий, но полет.

Она зажмурилась и почувствовала, как по щекам катятся горячие слезы.

Судя по голосу, мистер Тарблеко стоял прямо за спиной.

— Если я велю тебе прыгнуть, Элинор Войт, ты это сделаешь?

— Да, — пропищала она.

— Теперь скажи: как назвать человека, способного прыгнуть из окна только потому, что кто-то приказал?

— Э… рабом.

— В таком случае, кто же ты есть?

— Рабыня! Рабыня! Я рабыня!

Она рыдала от страха и унижения.

— Не хочу умирать! Я стану вашей рабыней, кем угодно, только не убивайте меня!

— А если так, какой именно рабыней ты должна стать?

— Хо… хорошей. Послушной.

— Слезай с окна.

Элли с облегченным вздохом повернулась и встала на пол. Колени мгновенно подогнулись. Пришлось схватиться за подоконник, чтобы не упасть. Мистер Тарблеко смотрел на нее строгим немигающим взглядом.

— Ты получила первое и единственное предупреждение, — объявил он. — Если снова ослушаешься или попытаешься уволиться, я прикажу тебе прыгнуть из окна.

Он вошел в чулан и закрыл за собой дверь.

До конца смены оставалось два часа: только-только, чтобы успеть взять себя в руки. Дождавшись появления взъерошенного молодого поэта, Элли уронила ключ в сумочку и молча, даже не поздоровавшись, прошла мимо. Потом отправилась в ближайший гостиничный бар и заказала джин с тоником.

Следовало о многом поразмыслить.

Характеру Элинор Войт были присущи находчивость и изобретательность. До встречи с покойным мужем она служила исполнительным секретарем, а всем известно, что любой босс при хорошем исполнительном секретаре чувствует себя, как за каменной стеной, и может спокойно передоверить ему свой бизнес. До банковского краха^[1] она вела довольно богатый дом и железной рукой правила тремя слугами. Принимала гостей. Некоторые ее вечеринки требовали тщательного планирования и долгой подготовки. И если бы не Депрессия, Элли наверняка занимала бы куда более высокое положение, чем сейчас.

Она не желает и не будет рабыней!

Но прежде чем найти выход из переплета, в который она попала, нужно разобраться и понять, что происходит. Во-первых, чулан. Мистер Тарблеко покинул офис, и не успела она оглянуться, как он уже сидит в чулане. Что-то вроде потайного хода… нет, это одновременно и слишком просто, и чересчур сложно. Перед тем как открыть дверь, она слышала шум работающих механизмов. Значит, какое-то устройство для транспортировки! То, в существование которого она еще вчера не поверила бы. Телепортация или машина времени.

Чем больше Элли думала об этом, тем сильнее склонялась к мысли о машине времени. И дело не только в том, что телекинез был темой воскресных развлекалок и сериалов с Баком Роджерсом, а «Машина времени» — известный роман