воскликнул Рой. — Звезды! Конец всем мучениям! Ну, старина, будем подниматься опять, — восторженно сообщил он термометру и поплотнее завернулся в одеяла, так как на корабле еще царил холод.

* * *

Фрэнк Мак-Катчен сидел у себя в венерианском отделении Межпланетного почтового ведомства вместе с седовласым Зебулоном Смитом, изобретателем дефлекторного поля. Говорил один Смит:

— Но право же, мистер Мак-Катчен, мне очень важно знать, как вело себя мое поле. Они ведь уже, конечно, информировали вас обо всем по радио.

Мак-Катчен в глубокой задумчивости раскурил одну из своих знаменитых сигар.

— То-то и оно, что нет, дорогой мой мистер Смит, — сказал он. — Как только они достаточно удалились от Солнца, чтобы радиосвязь с ними стала возможна, я начал запрашивать их о действии поля. Они попросту не отвечают. Единственное, что они сообщили, — выбрались из него живьем. А больше ничего!

Зебулон Смит разочарованно вздохнул.

— Не странно ли? Нет ли здесь некоторого, я бы сказал, нарушения субординации? Я полагал, им приказано подробно отразить в отчетах все, касающееся нового маршрута.

— Так и есть. Но эти двое — мои лучшие пилоты, асы из асов. И оба они с характерами. Ничего не поделаешь. К тому же я обманом вовлек их в эту затею, весьма, как вы знаете, рискованную. И теперь я склонен проявить снисходительность.

— Ну что ж, придется мне, видно, подождать.

— О, недолго, — заверил Мак-Катчен. — Они прилетают сегодня, и я обещаю передать вам всю информацию, как только они мне ее доставят. В сущности, то, что они благополучно провели две недели в двадцати миллионах миль от Солнца, само по себе доказывает успех вашего изобретения. Вы должны быть довольны.

Едва Смит ушел, как секретарша Мак-Катчена встревоженно доложила:

— С пилотами «Гелиоса» что-то неладно, мистер Мак-Катчен. Майор Вэйд только что передал из Паллас-сити, где они сели, что они отказались присутствовать на организованном в их честь торжестве и потребовали немедленно дать им ракету для полета сюда, ничего при этом майору не объяснив. А когда он попытался задержать их, они сделались весьма агрессивны.

Мак-Катчен лишь мельком взглянул на составленную секретаршей докладную.

— Гм! Они чертовски несдержанны. Ладно, как только явятся — пошлите их ко мне. Я вышибу из них дурь!

Часа через три двое непокорных пилотов сами напомнили ему о себе. Он услышал доносившиеся из приемной низкие сердитые голоса, затем возмущенные протесты секретарши — и тут же дверь распахнулась: в кабинет ворвались Джимм Тэрнер и Рой Снид. Последний решительно закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

— Не пускай никого, пока я не кончу, — сказал ему Джимми.

— Будь спокоен, сюда никто не войдет, — мрачно пообещал Рой. — Но не

забудь оставить что-нибудь и для меня.

Мак-Катчен не подавал голоса, пока не увидел, как Тэрнер засучивает рукава. Тут он решил, что пора кончать комедию.

— Привет, ребята, — произнес он с совершенно не свойственной ему сердечностью. — Рад снова видеть вас. Садитесь.

Джимми проигнорировал предложение.

— Не хотите ли сказать еще что-нибудь, прежде чем я приступлю к делу? — Он резко скрипнул зубами.

— Ну, раз на то пошло, я хотел бы спросить, что это все значит. Может быть, дефлектор оказался слаб и вам пришлось в дороге попотеть?

Рой громко засопел, а Джимми окинул Мак-Катчена холодным взглядом и спросил:

— Прежде всего, что это вам вздумалось так подло морочить нас?

Брови Мак-Катчена удивленно поползли кверху.

— Вы имеете в виду мою маленькую ложь? Господи, какие пустяки! Обычный деловой прием. Я ежедневно делаю куда худшие вещи, и люди считают это нормой. Да и что вы на этом потеряли?

— Расскажи ему о нашем «увеселительном рейсе», Джимми, — потребовал Рой.

— Именно это я и собираюсь сделать. — И Джимми, придав своему лицу страдальческое выражение, повернулся к Мак-Катчену. — Сначала мы мучились из-за адской жары — она дошла до 150 градусов, но тут мы не в претензии: мы знали, чего ждать на полпути между Меркурием и Солнцем. Непредвиденное ожидало нас в зоне действия этого вашего поля. Теплоотдача происходила не по градусу в сутки, как нам говорили в летном училище. — Он дал себе передышку, чтобы вставить несколько только что пришедших ему в голову бранных слов, после чего продолжал: — За три дня температура снизилась на 50 градусов, за неделю дошла до точки замерзания, а следующую неделю — долгих семь дней — мы погибали от холода. В последний день ртуть в термометре замерзла!

У него от гнева сорвался голос. Рой в приступе жалости к самому себе чуть не всхлипнул. Мак-Катчен оставался невозмутим.

— Мороз все крепчал, — снова заговорил Джимми, — а у нас не было ни отопления, ни даже теплой одежды. Нам приходилось растапливать воду и пищу. Мы совершенно закоченели, мы не в силах были пошевельнуться. Это был, говорю я вам, сущий ад, только в перевернутом виде. — Он замолчал: ему не хватало слов.

Теперь начал высказываться Рой:

— В двадцати миллионах миль от Солнца я отморозил уши. Повторяю: отморозил! — Он угрожающе потряс кулаком под носом у Мак-Катчена. — А все из-за вас. Вы нас в это втравили! Замерзая, мы поклялись, что вы свое получите, и мы сдержим клятву! Давай, Джимми, начинай! Мы и так потеряли достаточно времени.

— Погодите, ребята, — заговорил наконец Мак-Катчен. — Я хочу понять. Значит, поле так здорово действует? Оно не только не пропускает радиации извне, но и поглощает имеющееся тепло?

Джимми только утвердительно что-то промычал.

— И из-за этого вы целую неделю мерзли?

Мычание повторилось.

И тут произошло нечто в высшей степени странное, прямо-таки невероятное: Мак-Катчен, «Старая Кислятина», человек, «лишенный мускулов смеха», улыбнулся. Да, он показал в улыбке зубы! Больше того, он улыбался все шире и шире, а затем у него вырвался скрипучий смешок. Хотя вначале дело с непривычки шло туго, но понемногу смешки стали звучать все громче, пока не перешли наконец в полноценный смех, а тот — уже в рев. Мак-Катчен один раз в жизни вознаграждал себя за свою вечную кислую угрюмость.

Тряслись стены, дребезжали оконные стекла, а гомерический хохот все не утихал. Рой и Джимми стояли, разинув рты. Изумленный бухгалтер в отчаянном приступе храбрости сунулся в кабинет — да так и застыл. Другие сотрудники столпились за дверью и благоговейным шепотом обсуждали небывалое событие. Мак-Катчен смеялся!

Генеральный директор долго не мог успокоиться. Но наконец хохот его, завершившись финальным пароксизмом мелких смешков, умолк, и багровое от непривычного напряжения лицо обратилось к