ней навстречу. Нанни просунула в мешок руки и коснулась обеих щек Стоны. Грязный бинт был обмотан вокруг его лба. Когда ее лицо наклонилось еще ниже, она почувствовала, даже сквозь зловоние смерти, знакомый сладковато-масленый запах его волос.
Его воротничок стал коричневым от влажной земли, однако на нем по-прежнему был галстук — фуляровый галстук цвета красного бургундского, подаренный ему Виктором. Все лицо покрывал грязный налет раскрошившегося в пыль грунта. В ноздри, в уголки глаз и между губами набилась земля. Нанни не позволяла себе думать о бинте на лбу мужа, думать о том, как он умер, представлять себе его страдания, ведь впереди у нее была вся оставшаяся жизнь, чтобы думать об этом. Стона был очень красивым человеком. Она вспомнила их последнее утро, два волоска, которые сняла с его плеча. Она поцеловала его в губы так, как целовала всегда — мягкими, влажными, обнимающими губами, почувствовала вкус соли и земли, а губы его были плотными и холодными. Когда она отстранилась, ее слезы упали и промыли чистые полоски на его лице.
Малкольм стоял в крытом переходе. Сквозь сетчатую дверь он смотрел, как его внук прокашивает аккуратные проходы через лужайку, пользуясь газонокосилкой, которую Малкольм сегодня утром велел ему купить в дисконтной скобяной лавке. Жужжание мотора доносилось до него и тогда, когда он пошел на кухню. Посреди стола высилась горка свертков в хрустящей белой бумаге из магазина «Деликатесы». Заходил Дейв Томкинс, принес сандвичи и противень лазаньи, приготовленной его женой. Ни одной из раковин в доме пользоваться было пока невозможно. Сегодня после обеда, как только легкие ему позволят, Малкольм залезет под стойку и поставит новые сифоны. Пока Дот гладила ему рубашку для явки в суд, Малкольм думал о вдове — миссис Браун, о том, что она стоит теперь перед шкафом с одеждой ее мужа, рассматривает его деловые костюмы. Он представлял себе, как она снимает с вешалки хорошо отглаженный костюм, висящий на деревянных плечиках, и передает его сотруднику похоронного бюро. Он представлял себе, как Дот, спустя всего несколько недель, будет делать то же самое. Он думал о том, что надо попробовать хоть что-то как-то поправить: написать письмо миссис Браун и ее детям. Каким-то образом ответить за причиненную беду. Косилка замолкла. Малкольм сел у кухонного стола, и Тиффани шлепнулась на стул рядом с ним. Брук, громко топая, поднялся по ступеням заднего крыльца и прошел через крытый переход на кухню. Он и Дот заняли свои места. Никто не произнес ни слова. Дэйзи, царапая пол когтями, подошла к Малкольму и тяжело привалилась к его ногам. Молчание сгущалось. Малкольм поглядел на свои полицейские ботинки. — Когда ваш отец был мальчишкой, — обратился он к внукам, — лет семи или восьми, он приходил к нам в полицейский участок и чистил всем ботинки — по пять центов пара. Как-то раз я был до того занят всякими бумагами, что у меня не нашлось времени поставить ноги на его ящик, когда он работал. Так вот, я снял ботинки и отдал их вашему отцу, а в носке у меня оказалась дыра — весь большой палец в нее пролез. Один из наших ребят поднял меня на смех, и очень скоро все в отделе принялись надо мной подшучивать, такой хохот стоял! Вы не думайте, все очень даже по-доброму. Да только ваш отец этого не понял, и его лицо стало красное как свекла. Попозже в тот же день, уже после того, как я увидел, что он поставил свой ящик у скобяной лавки Фулсома, чтобы прибавить малость к заработанному в участке, он истратил всю эту горсть медяков в магазине Вулворта и вручил мне потихоньку, так, чтобы никто в участке не заметил, пару новеньких, с иголочки, носков. Малкольм подышал разок через ингалятор, потом встал и потрепал по голове Тиффани, пригладив ей волосы нетвердой рукой. Обошел стол и сжал плечи Брука. Повел рукой медленные круги по спине Дот. Она беззвучно плакала, спрятав лицо в ладонях. Потом он снова сел на свое место за столом и раскрыл пакет из магазина «Деликатесы». Он аккуратно подвинул через стол завернутые в белую пергаментную бумагу сандвичи — Дот и Бруку. Положил один перед Тиффани и взял один себе. Дот подняла голову и вытерла глаза. — Я хочу обсудить кое-какие дела с вами со всеми, — произнес Малкольм, держа руку над стопкой финансовых документов, лежавшей перед ним на столе. — После того как поедим. Они развернули сандвичи. Развернули маринованные с укропом головки спаржи, а Дот сняла крышку с коробки картофельного салата. Брук с негромким хлопком вскрыл пакет с чипсами. Малкольм откусил кусок сандвича, и Тиффани последовала его примеру. Принялась мелкими глотками пить молоко. Теплый ветерок, пахнущий свежескошенной травой, залетал на кухню с крытого перехода.
Малкольм стоял в крытом переходе. Сквозь сетчатую дверь он смотрел, как его внук прокашивает аккуратные проходы через лужайку, пользуясь газонокосилкой, которую Малкольм сегодня утром велел ему купить в дисконтной скобяной лавке. Жужжание мотора доносилось до него и тогда, когда он пошел на кухню. Посреди стола высилась горка свертков в хрустящей белой бумаге из магазина «Деликатесы». Заходил Дейв Томкинс, принес сандвичи и противень лазаньи, приготовленной его женой. Ни одной из раковин в доме пользоваться было пока невозможно. Сегодня после обеда, как только легкие ему позволят, Малкольм залезет под стойку и поставит новые сифоны. Пока Дот гладила ему рубашку для явки в суд, Малкольм думал о вдове — миссис Браун, о том, что она стоит теперь перед шкафом с одеждой ее мужа, рассматривает его деловые костюмы. Он представлял себе, как она снимает с вешалки хорошо отглаженный костюм, висящий на деревянных плечиках, и передает его сотруднику похоронного бюро. Он представлял себе, как Дот, спустя всего несколько недель, будет делать то же самое. Он думал о том, что надо попробовать хоть что-то как-то поправить: написать письмо миссис Браун и ее детям. Каким-то образом ответить за причиненную беду. Косилка замолкла. Малкольм сел у кухонного стола, и Тиффани шлепнулась на стул рядом с ним. Брук, громко топая, поднялся по ступеням заднего крыльца и прошел через крытый переход на кухню. Он и Дот заняли свои места. Никто не произнес ни слова. Дэйзи, царапая пол когтями, подошла к Малкольму и тяжело привалилась к его ногам. Молчание сгущалось. Малкольм поглядел на свои полицейские ботинки. — Когда ваш отец был мальчишкой, — обратился он к внукам, — лет семи или восьми, он приходил к нам в полицейский участок и чистил всем ботинки — по пять центов пара. Как-то раз я был до того занят всякими бумагами, что у меня не нашлось времени поставить ноги на его ящик, когда он работал. Так вот, я снял ботинки и отдал их вашему отцу, а в носке у меня оказалась дыра — весь большой палец в нее пролез. Один из наших ребят поднял меня на смех, и очень скоро все в отделе принялись надо мной подшучивать, такой хохот стоял! Вы не думайте, все очень даже по-доброму. Да только ваш отец этого не понял, и его лицо стало красное как свекла. Попозже в тот же день, уже после того, как я увидел, что он поставил свой ящик у скобяной лавки Фулсома, чтобы прибавить малость к заработанному в участке, он истратил всю эту горсть медяков в магазине Вулворта и вручил мне потихоньку, так, чтобы никто в участке не заметил, пару новеньких, с иголочки, носков. Малкольм подышал разок через ингалятор, потом встал и потрепал по голове Тиффани, пригладив ей волосы нетвердой рукой. Обошел стол и сжал плечи Брука. Повел рукой медленные круги по спине Дот. Она беззвучно плакала, спрятав лицо в ладонях. Потом он снова сел на свое место за столом и раскрыл пакет из магазина «Деликатесы». Он аккуратно подвинул через стол завернутые в белую пергаментную бумагу сандвичи — Дот и Бруку. Положил один перед Тиффани и взял один себе. Дот подняла голову и вытерла глаза. — Я хочу обсудить кое-какие дела с вами со всеми, — произнес Малкольм, держа руку над стопкой финансовых документов, лежавшей перед ним на столе. — После того как поедим. Они развернули сандвичи. Развернули маринованные с укропом головки спаржи, а Дот сняла крышку с коробки картофельного салата. Брук с негромким хлопком вскрыл пакет с чипсами. Малкольм откусил кусок сандвича, и Тиффани последовала его примеру. Принялась мелкими глотками пить молоко. Теплый ветерок, пахнущий свежескошенной травой, залетал на кухню с крытого перехода.
