- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (7) »
серьёзность, неприличная там.
Для гонимых, бездомных и обобранных — в них
Вечных смыслов питомник, вечной неги родник.
Оттого всё теснее в этом капище муз Воробья и Психеи равноправный союз. 21.08.79 — 1989
Ты сомневаешься в себе: В своём существованьи, Поддержки ищешь ты в мольбе, В моем слепом стенаньи.
Стиха сканирующий луч — Вот вся твоя опора. Мой дар — к ларцу Кощея ключ... Прости же, Отче, вора! 23.02.79
* * * 1 Что проку в страсти? Нет пустей Поверья, чем о ней. Я — черновик Твоих вестей, Ты — мысль и боль во мне.
Неужто вечные стихи Подогревает страсть И поощряет пустяки Надчувственная власть?
Ты, кто последние слова Нам впрыскиваешь в кровь, — Любовью мысль Твоя жива: Но мысль и есть любовь. 16.01.79
2 Освобождался от страстей — И видел свет в окне; Искал отеческих вестей В душевной глубине; Шептал: грехи, а не стихи Подогревает страсть; Винил в неловкостях строки Надчувственную власть; Лишь точной рифмы вещество Впускать решался в кровь; Договорился до того, Что мысль и есть любовь; Шальной идеей ослеплен, Сражаясь до седин, Остановить Армагеддон Надеялся один; Адмиралтейская игла Иглой ему была... Шекспира гнал и Бога звал, В слезах на чудо уповал —
И тут она вошла...
1979, 2005
Отгородясь фигурной скобкой, Мостки над хлябью навести, На почве гибельной и топкой Заставить сладкий мак цвести —
Дурманящий и жаркий кратер, Из мрака вызванный цветок, — Твоих трудов, мелиоратор, Достойный зависти итог.
Он легкий сон тебе навяжет, Поможет боль благословить, И сам со временем укажет, Где скобку круглую закрыть. 23.11.78
* * * Приятель увлечен пластической строкой В чести полузабытого поэта — Там Орковы поля, полуденный покой Тавриды, Мойры тягостная мета;
Там все не так, как здесь. Пересечешь межу — И асфодели покрывают поле... Я слушаю его — и сам не нахожу Для чувственного ни мечты, ни воли.
Что страсти грубые, когда ты у дверей? Служи тщете, япетово наследство! Неужто и душе нет входа в эмпирей Без их земного, низкого посредства? 3.08.79
Двух беглянок, двух вещих сестёр С берегов Адриатики дальней Этот остров трапецеидальный Приютил с незапамятных пор.
Клии выверты, жизни изнанка Внятны им — оттого и бледны У порога полночной страны Европеянка и Африканка.
Но не жалуют дар их античный Лестригоны... У невских куртин Пушкин кланялся им и Кюстин, С правотою своею частичной.
Кто поверит у нас гороскопу? Что за вздор на устах у сивилл? — Европейцев упрячут в Сибирь, Африканца — не пустят в Европу...
Сбивчив, дик в наших топях оракул: — Мор, да глад, да большой маскарад... А народу-кормильцу твердят: — Образумься, пока не заплакал!..
Вот и сникли, молчанием тяжким Облеклись. Та глядит на восток, А другая — на запад. Жесток Русский бог. Век не в пору бедняжкам. 2.11.74, 1989
* * * Сменяет Эпикура Эпиктет, Как негу летнюю сменяет осень. Так, мой поэт! Мы не печальны, нет, И к прошлому привязаны не очень.
Столь в этой жизни нам принадлежит Немногое, что должно быть счастливым: Ее руно нетронутым лежит Перед твоим сознаньем терпеливым. 10.10.78
Полночный этот шаг (чуть глуше, чем людской, Хоть и усилен подворотней) Так тягостно знаком — и так похож на мой... Не эхо ли? Но нет: свободней...
А встречный пешеход чуть зонтик наклонит, Чтобы лица не видно было, — И тут уж знаю я, чей властный дух сквозит. Крепите, плотники, стропила!
Живых телеснее, плотнее естества И естеству повелевая, Зачем являешься? Уж не в мои ль слова Вместится мощь твоя живая?
Не нужно, уходи... Нам не ужиться здесь. Угодья невские бескровней Айдесских пажитей — не вызывай на месть Мой стих младенческий, сыновний.
Оставь мне угол мой. Не сумерки, но тьма Расселась в необъятной зоне. Пусть будет всё как есть, сума или тюрьма, Пусть вор останется на троне.
Что сердцу ведомо — не снилось мудрецам. Со мной — твое горацианство: Страна, открытая нездешним голосам, Теней возлюбленных пространство.
Да, мне лишь голоса, что с детства я любил, Оставь, — условное пространство, Где может уцелеть бездеятельный пыл Последнего горацианства. 3.08.79, 1989
* * * Воробей — осторожная птица. Я хотел бы, когда я умру, Всё забыв, в воробья превратиться На сквозном ленинградском ветру.
В нём природа, на шутки скупая, Многозначность явила свою: Всем он равен, во всём уступая, Чайке, ласточке и соловью.
Но не им, сэкономив горбушку, Зимним днем, отрешась суеты, За окном наполняешь кормушку, Далека в человечестве, ты. 22.08.79
Пламя уже облизало Мокнущей площади щит. Скоро и нас у вокзала Он подберет и помчит.
Рядом, на заднем сиденьи, Сядем в вагоне пустом. Это такое везенье — Ехать и ехать вдвоем. 21.08.77
(2) Милая, сине-зеленый Вижу огонь вдалеке. Это трамвай отдаленный К дому бежит налегке.
Стыд, униженье и горе — Вот что я вижу вдали. Видишь ты — синее море, Южную зелень в пыли.
Пламя уже облизало Мокнущей площади щит. Нам повезёт у вокзала: Нас — подберет и помчит.
Рядом на заднем сиденьи Сядем в рыдване пустом, Веря, что это — везенье, Каждый — с мечтой о своём. 28.09.05
* * * Между жизнью и смертью граница, Перепонка меж злом и добром Шелохнётся — и воздух слоится, Словно птица взмахнула крылом.
Не проводят меня и не встретят. Дверь прикрыта, петух не кричит. Здесь ли всё еще я? Кто ответит! Даже ангел-хранитель молчит.
Растворима, как ломтик тумана В голубой пелерине весны, Так устроена эта мембрана, Что видна лишь с одной стороны. 21.03.75, 1989
* * * Что легкость любовницей нашей была, Того и припомнить нет
Оттого всё теснее в этом капище муз Воробья и Психеи равноправный союз. 21.08.79 — 1989
МОЛИТВА
Ты сомневаешься в себе: В своём существованьи, Поддержки ищешь ты в мольбе, В моем слепом стенаньи.
Стиха сканирующий луч — Вот вся твоя опора. Мой дар — к ларцу Кощея ключ... Прости же, Отче, вора! 23.02.79
* * * 1 Что проку в страсти? Нет пустей Поверья, чем о ней. Я — черновик Твоих вестей, Ты — мысль и боль во мне.
Неужто вечные стихи Подогревает страсть И поощряет пустяки Надчувственная власть?
Ты, кто последние слова Нам впрыскиваешь в кровь, — Любовью мысль Твоя жива: Но мысль и есть любовь. 16.01.79
2 Освобождался от страстей — И видел свет в окне; Искал отеческих вестей В душевной глубине; Шептал: грехи, а не стихи Подогревает страсть; Винил в неловкостях строки Надчувственную власть; Лишь точной рифмы вещество Впускать решался в кровь; Договорился до того, Что мысль и есть любовь; Шальной идеей ослеплен, Сражаясь до седин, Остановить Армагеддон Надеялся один; Адмиралтейская игла Иглой ему была... Шекспира гнал и Бога звал, В слезах на чудо уповал —
И тут она вошла...
1979, 2005
EX ADVERSO
Отгородясь фигурной скобкой, Мостки над хлябью навести, На почве гибельной и топкой Заставить сладкий мак цвести —
Дурманящий и жаркий кратер, Из мрака вызванный цветок, — Твоих трудов, мелиоратор, Достойный зависти итог.
Он легкий сон тебе навяжет, Поможет боль благословить, И сам со временем укажет, Где скобку круглую закрыть. 23.11.78
* * * Приятель увлечен пластической строкой В чести полузабытого поэта — Там Орковы поля, полуденный покой Тавриды, Мойры тягостная мета;
Там все не так, как здесь. Пересечешь межу — И асфодели покрывают поле... Я слушаю его — и сам не нахожу Для чувственного ни мечты, ни воли.
Что страсти грубые, когда ты у дверей? Служи тщете, япетово наследство! Неужто и душе нет входа в эмпирей Без их земного, низкого посредства? 3.08.79
МОЛЧАНИЕ ПРОРОЧИЦ
Двух беглянок, двух вещих сестёр С берегов Адриатики дальней Этот остров трапецеидальный Приютил с незапамятных пор.
Клии выверты, жизни изнанка Внятны им — оттого и бледны У порога полночной страны Европеянка и Африканка.
Но не жалуют дар их античный Лестригоны... У невских куртин Пушкин кланялся им и Кюстин, С правотою своею частичной.
Кто поверит у нас гороскопу? Что за вздор на устах у сивилл? — Европейцев упрячут в Сибирь, Африканца — не пустят в Европу...
Сбивчив, дик в наших топях оракул: — Мор, да глад, да большой маскарад... А народу-кормильцу твердят: — Образумься, пока не заплакал!..
Вот и сникли, молчанием тяжким Облеклись. Та глядит на восток, А другая — на запад. Жесток Русский бог. Век не в пору бедняжкам. 2.11.74, 1989
* * * Сменяет Эпикура Эпиктет, Как негу летнюю сменяет осень. Так, мой поэт! Мы не печальны, нет, И к прошлому привязаны не очень.
Столь в этой жизни нам принадлежит Немногое, что должно быть счастливым: Ее руно нетронутым лежит Перед твоим сознаньем терпеливым. 10.10.78
ТЕНЬ ПОЭТА
Полночный этот шаг (чуть глуше, чем людской, Хоть и усилен подворотней) Так тягостно знаком — и так похож на мой... Не эхо ли? Но нет: свободней...
А встречный пешеход чуть зонтик наклонит, Чтобы лица не видно было, — И тут уж знаю я, чей властный дух сквозит. Крепите, плотники, стропила!
Живых телеснее, плотнее естества И естеству повелевая, Зачем являешься? Уж не в мои ль слова Вместится мощь твоя живая?
Не нужно, уходи... Нам не ужиться здесь. Угодья невские бескровней Айдесских пажитей — не вызывай на месть Мой стих младенческий, сыновний.
Оставь мне угол мой. Не сумерки, но тьма Расселась в необъятной зоне. Пусть будет всё как есть, сума или тюрьма, Пусть вор останется на троне.
Что сердцу ведомо — не снилось мудрецам. Со мной — твое горацианство: Страна, открытая нездешним голосам, Теней возлюбленных пространство.
Да, мне лишь голоса, что с детства я любил, Оставь, — условное пространство, Где может уцелеть бездеятельный пыл Последнего горацианства. 3.08.79, 1989
* * * Воробей — осторожная птица. Я хотел бы, когда я умру, Всё забыв, в воробья превратиться На сквозном ленинградском ветру.
В нём природа, на шутки скупая, Многозначность явила свою: Всем он равен, во всём уступая, Чайке, ласточке и соловью.
Но не им, сэкономив горбушку, Зимним днем, отрешась суеты, За окном наполняешь кормушку, Далека в человечестве, ты. 22.08.79
В ТРАМВАЕ
(1) Милая, сине-зеленый Вижу огонь вдалеке. Это трамвай отдаленный К дому бежит налегке.Пламя уже облизало Мокнущей площади щит. Скоро и нас у вокзала Он подберет и помчит.
Рядом, на заднем сиденьи, Сядем в вагоне пустом. Это такое везенье — Ехать и ехать вдвоем. 21.08.77
(2) Милая, сине-зеленый Вижу огонь вдалеке. Это трамвай отдаленный К дому бежит налегке.
Стыд, униженье и горе — Вот что я вижу вдали. Видишь ты — синее море, Южную зелень в пыли.
Пламя уже облизало Мокнущей площади щит. Нам повезёт у вокзала: Нас — подберет и помчит.
Рядом на заднем сиденьи Сядем в рыдване пустом, Веря, что это — везенье, Каждый — с мечтой о своём. 28.09.05
ПОСЛЕ ЭДЕМА
Подайте мне свирель простую. Батюшков* * * Между жизнью и смертью граница, Перепонка меж злом и добром Шелохнётся — и воздух слоится, Словно птица взмахнула крылом.
Не проводят меня и не встретят. Дверь прикрыта, петух не кричит. Здесь ли всё еще я? Кто ответит! Даже ангел-хранитель молчит.
Растворима, как ломтик тумана В голубой пелерине весны, Так устроена эта мембрана, Что видна лишь с одной стороны. 21.03.75, 1989
* * * Что легкость любовницей нашей была, Того и припомнить нет
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (7) »