справедливости граждан. Второй

фундаментальный случай состоит применении способности граждан к практическому разуму и мысли при

формировании, пересмотре и рациональном преследовании и концепции блага. Равные политические свободы,

включая их справедливую ценность (идея, введенная в § 36) и свободу мысли, свободу совести и свободу

ассоциаций, призваны гарантировать в обоих случаях свободное и эффективное осуществление моральных

способностей. Эти изменения в объяснении свободы могут, я полагаю, вполне вписаться в общую структуру

справедливости как честности, изложенную в исправленном тексте.

Второй серьезный недостаток исходного текста на английском языке — это объяснение первичных благ. О них

говорилось, как вещах, которых хотят рациональные личности, чем бы эти вещи ни были, а что. это за вещи и

почему их хотят — объяснялось при рассмотрении блага в главе VII. К несчастью, это объяснение ocтaвляло

9

***

неясным, зависит ли то, что считать первичным благом, только от естественных фактов человеческой

психологии, или же от моральной концепции личности, воплощающей некоторый идеал. Эта неясность должна

быть разрешена в пользу последней альтернативы: люди должны рассматриваться как имеющие две моральные

способности (упомянутые выше) и как имеющие интересы высшего порядка в развитии и проявлении этих

способностей. Первичные блага тогда характеризуются как то, чего хотят люди, будучи свободными и равными

гражданами, а также нормальными членами общества, сотрудничающими всю свою жизнь. Межличностные

сравнения с целью политической справедливости должны делаться в терминах индекса первичных благ

граждан, рассматриваемых как ответ на их потребности в противоположность их предпочтениям и желаниям.

Начиная с § 15, я делал исправления, призванные донести это изменение во взгляде, но они являются лишь

краткой версией того, что полностью изложено в очерке, также 1982 г., названного „Социальный союз и

первичные блага"5. При изменении объяснения основных свобод, я полагаю, в исправленный текст можно

встроить все требуемое в этой связи.

3

Было внесено много других изменений, особенно в главу III, и чуть меньше в главу IV. В главе III я просто

попытался представить ход размышления более ясным и избежать недопонимания. Изменения слишком

многочисленны, чтобы все их упомянуть, но они, я полагаю, не отличаются от взглядов, представленных в

оригинальном издании. После главы IV изменений весьма мало. Я подверг ревизии § 44 главы V по поводу

справедливых накоплений, опять-таки стараясь сделать материал более ясным. Я также переписал первые

шесть абзацев § 82 главы IX, исправляя серьезную ошибку в аргументе о приоритете свободы6; есть еще и

другие изменения в остальной части параграфа. Упоминания о двух, с моей точки зрения, важнейших

изменениях в объяснении основных свобод и первичных благ вполне достаточно для того, чтобы донести суть и

показать объем сделанных исправлений.

Если бы я писал „Теорию справедливости" сейчас, то две вещи были бы рассмотрены по-другому. Одна

касается представления аргумента от исходного положения (см. главу III) для двух принципов справедливости.

Было бы лучше изложить его в терминах двух ситуаций выбора. В первой стороны должны были бы выбирать

между двумя принципами справедливости, рассматриваемыми как целое, и принципом (средней) полезности

как единственным принципом справедливости. Во второй — стороны должны были бы выбирать между двумя

принципами справедливости и теми же самыми принципами, но с одним важным изменением: принцип

(средней) полезности подставляется вместо принципа различия. (Два принципа после подобной подстановки я

называю смешанной концепцией, и здесь предполагается, что принцип полезности при своем применении

подвержен действию первичных принципов: принципа равных свобод и принципа честного равенства

возможностей.) Использование двух этих ситуаций выбора имеет то преимущество, что позволяет разделить

аргументы

10

***

в пользу равных основных свобод и их приоритета и аргументы в пользу самого принципа различия.

Аргументы в пользу равных основных свобод более сильны в рамках импровизации, потому что аргументы в

пользу принципа различия включают более тонкие рассмотрения. Главная цель справедливости как честности

достигается, когда становится ясно, что два принципа были бы приняты в первой ситуации выбора, или даже в

третьей ситуации, в которой смешанная концепция второй ситуации выбора принята вместо принципа

полезности. Я продолжаю рассматривать принцип различия в качестве важного принципа и использую его,

предполагая, что (как во второй ситуации выбора) существует институциональный фон, который удовлетворяет

двум предшествующим принципам. Но лучше все-таки признать, что этот случай менее очевиден и вряд ли

имеет силу аргумента в пользу двух первичных принципов справедливости.

Еще одна вещь, которую я сделал бы, — это более четкое разделение идеи демократии с частной

собственностью (введенной в главе V) и идеи государства благосостояния7. Это совершенно различные идеи,

но так как они обе дозволяют частную собственность, мы ошибочно можем принять их за одну идею. Главное

различие заключается в том, что сопутствующие институты демократии с частной собственностью, с ее

системой (работоспособных) конкурирующих рынков стараются разделить собственность на материальные

ценности и капитал, и следовательно, избегается такая ситуация, когда небольшая часть общества контролирует

экономику и косвенным образом саму политическую жизнь. Демократия с частной собственностью делает это

не через перераспределение дохода в пользу тех, кто имеет меньше, так сказать, в конце каждого периода, но'