Иди туда
Стратановский Сергей Георгиевич родился в 1944 году в Ленинграде. Один из самых ярких представителей ленинградского литературного андеграунда 1970-х годов. Автор нескольких поэтических книг. Лауреат литературных премий. Живет в Санкт-Петербурге.
o:p/
o:p
/o:p
o:p
/o:p
o:p
/o:p
o:p
/o:p
Монолог Хайрема Максима — изобретателя пулемета
o:p/
o:p
/o:p
Я — Хайрем Максим, изобретатель
o:p/
Из родной мне Америки
o:p/
вынужден был уехать,
o:p/
В Старый Свет уехать,
o:p/
Ибо мой пулемет, смертомет из металла и логики
o:p/
Был не нужен Америке.
o:p/
o:p
/o:p
Но зато был он нужен
o:p/
британцам, германцам и русским
o:p/
Для убийства зулусов, японцев, китайцев, индусов,
o:p/
А потом и друг друга…
o:p/
Так и вломилась как вор
o:p/
В мир — смерть серийная.
o:p/
o:p
/o:p
Бесконечно познанье,
o:p/
но в нем — не одно созиданье,
o:p/
А порой разрушенье,
o:p/
с кровью глубинная связь,
o:p/
С липкой грязью окопной,
o:p/
с непогребенными трупами.
o:p/
o:p
/o:p
Но ведь это — прогресс,
o:p/
а прогресс — это воля и власть
o:p/
Над людьми и науками.
o:p/
o:p
/o:p
Да, я слышал… ахимса… непричинение боли
o:p/
Никому из живущих…
o:p/
Но это лишь вымыслы дикие
o:p/
Темнокожих пророков…
o:p/
Войны-то были всегда.
o:p/
Мир пронизан насильем,
o:p/
и его не исправят бессильные
o:p/
Джентльмены индийские.
o:p/
o:p
/o:p
o:p
/o:p
o:p
/o:p
o:p
/o:p
o:p
/o:p
Автоподставщик
o:p/
o:p
/o:p
Вот и погиб под колесами,
o:p/
не рассчитав что-то, видимо,
o:p/
Автоподставщик удачливый
o:p/
(не поставщик — вы не путайте!)
o:p/
Вот его Ватерлоо.
o:p/
o:p
/o:p
И напишут на склепе,
o:p/
что был он умелым мошенником,
o:p/
Но исчез под колесами
o:p/
автозверя — нелепо, случайно…
o:p/
Что, конечно, печально,
o:p/
но так уж устроена жизнь.
o:p/
o:p
/o:p
o:p
/o:p
o:p
/o:p
Бизнес-собор
o:p/
o:p
/o:p
Вот он — бизнес-собор:
o:p/
симбиоз православного сна
o:p/
С липким взглядом завистливым
o:p/
на небоскребы нью-йоркные,
o:p/
Бизнес-соты комфортные
o:p/
и прибамбасы престижные.
o:p/
o:p
/o:p
Кто придумал все это?
o:p/
Кто в узел единый связал
o:p/
То, что тайно и свято,
o:p/
и шумно торгующий зал,
o:p/
И конторы с ним смежные?
o:p/
o:p
/o:p
Да, никто не придумал.
o:p/
Само получилось, срослось…
o:p/
o:p
/o:p
o:p
/o:p
* *
o:p/
*
o:p/
o:p
/o:p
Дева Обида и дева Протест — сестры кровные
o:p/
Шьют себе платья модные,
o:p/
шьют у Диора во Франции,
o:p/
Чтоб в Москве и окрест — люди умные,
o:p/
Креативные то есть, о них говорили и спорили.
o:p/
О их ликах, не платьях, но иногда и о платьях.
o:p/
o:p
/o:p
Дева Обида и дева Протест суть эмоции.
o:p/
Аллегории их, но не голые,
o:p/
А престижно одетые,
o:p/
с шиком парижским одетые.
o:p/
o:p
/o:p
Так в Москве, иногда в Петербурге. В провинции
o:p/
Все иначе, конечно…
o:p/
o:p
/o:p
o:p
/o:p
o:p
/o:p
Поэт и парикмахер
o:p/
o:p
/o:p
Что орет поэтище зычногорлый
o:p/
Парикмахеру личному Христофорычу?
o:p/
«Причеши-ка мне ухи», — орет он.
o:p/
«Причеши мои уши,
o:p/
ибо колышится в глыбищи
o:p/
Плоти моей человечек некий…
o:p/
Человечек диктующий
o:p/
строки, строфы стихов,
o:p/
ритм и рифмы подсказывающий.
o:p/
Это — гений, мой гений…
o:p/
А ты кто таков?
o:p/
Ты — хорек,
o:p/
И твой жалок мирок,
o:p/
Жалок, пошл и дрянной мелочевкой нагружен».
o:p/
o:p
/o:p
«Как постричь-то Вас, все же?» —
o:p/
спросил у него Христофорыч.
o:p/
o:p/
o:p
/o:p
o:p
/o:p
* *
o:p/
*
o:p/
o:p
/o:p
Иди туда, иди туда,
o:p/
Где смог и черная вода
o:p/
Под транспортным мостом,
o:p/
как ближний гром грохочущим.
o:p/
Там сквер без детворы, дворы несвежие.
o:p/
В одном из них пятно
o:p/
на крестоказнь похожее.
o:p/
Иди мимо него
o:p/
в большой трущобный дом,
o:p/
На лестницу его
o:p/
щербатую, крутую,
o:p/
Карабкайся по ней:
o:p/
площадки, двери, ниши…
o:p/
Пусть с передышками,
o:p/
но выше, выше, выше…
o:p/
И, наконец, чердак,
o:p/
но есть еще за ним
o:p/
Ступени белые,
o:p/
ведущие на небо
o:p/
Навстречу ангелам…
o:p/
(обратно)
Скворец
Биргер Алексей Борисович родился в 1960 году в Москве. Окончил ГИТИС им. Луначарского. Поэт, прозаик, сценарист, переводчик. Живет в Москве.
o:p/
o:p
/o:p
o:p
/o:p
Памяти Принцессы на горошине
o:p/
o:p
/o:p
«Cкворец» писался долго. Я и сам подзабыл, насколько долго, пока совсем недавно не обнаружил в своих завалах первые рукописные наброски, относящиеся к 1977 — 1978 годам. С тех пор, конечно, многое было переделано, но кое-что из первых набросков (побег из детского дома летом 1929 года, посиделки с дедом-браконьером) вошло в окончательный текст. И прежде всего, вошла в него сцена, которая сразу задает интонацию вещи и определяет весь сюжет, — сцена с повешенным котенком.
o:p/
Об этой сцене я и хотел бы сказать несколько слов.
o:p/
И в наши дни она может шокировать своей жестокостью, не только бессмысленной и бесчеловечной, но и какой-то мелкой и гадостной. Она становится предвестием мелкого и гадкого кровавого кошмара, в который все больше засасывает героев. У кого-то она не вызовет ничего, кроме отвращения и брезгливости. Могут заговорить и о недопустимых методах
