ПРОЛОГ

Утро начиналось неудачно.

Первый же пергамент оказался письмом Кайшера дан-Хавенрейма, правителя Нагорных королевств. Император развернул его, страдальчески поморщившись. Глаза привычно пробежали первые столбцы. Все как всегда — цветистые приветствия и вычурные финтифлюшки на заглавных буквах… По существу послание могло бы уместиться на одной, самое большее — на двух четвертях пергамента, но со всем парадным словоблудием занимало не меньше семи. Как ни странно, варварские королевства Запада довольно скоро переняли у соседей привычку к учтивому красноречию, доведя ее до приторной велеречивости.

А впрочем, что с них взять? Откуда у подобных дикарей возьмется чувство меры? Они не проявляют его ни за столом, ни на войне, и остаются верными себе в политике. Письменный стол Императора был завален свитками — отчеты от наместников провинций, тайные послания правителей соседних государств, не говоря уже о "личной" переписке (в ней, конечно, тоже говорилось о политике). На чтение обычно уходило несколько часов. Валларикс мстительно подумал, что велит секретарю сочинить ответное письмо Кайшеру на десять… нет, пятнадцать четвертин. Доподлинно известно, что владыка всех Нагорных королевств не утруждает себя чтением, а слушает, как это делают другие. Что ж, тем лучше! Ведь чтецу нельзя доверить сокращать письмо по собственному усмотрению, а значит, придется выслушать все от начала до конца.

В первую минуту Император даже не заметил шума за дверью, тем более, что говоривший — видимо, слуга — старался приглушать свой голос.

— Вы куда?… Сэр рыцарь! — шепотом — Постойте!.. Император занят. Никого не велено впускать! — судя по нарастающей панике в голосе, слуга не очень-то надеялся, что тот, к кому он обращается, послушается слов.

Валларикс поднял голову.

— Да? Вот интересно посмотреть, как ты меня "не впустишь", — язвительно заметили от самых дверей. Через секунду створки распахнулись, пропустив высокого мужчину в темно-синем, но уже порядком выцветшем плаще. Выглядел он молодо. Светлые волосы и коротко подстриженная борода, а прежде всего — кожа, на которой даже к середине лета невозможно было отыскать следа загара, выдавали его каларийское происхождение. Серые глаза смотрели холодно, спокойно и насмешливо… Что и говорить, лорд Ирем был хорош собой, как мраморные барельефы в портике дворца. Войдя, он расстегнул серебряную фибулу и сбросил плащ на первое попавшееся кресло.

Император с улыбкой встал ему навстречу. В дни, когда Валлариксу не приходилось принимать послов, он редко связывал себя дворцовым этикетом. А приветливый прием, оказанный им лорду Ирему, объяснялся давней дружбой, начавшейся еще в те времена, когда Валларикс был наследником престола.

— Где ты пропадал? — спросил он рыцаря, протягивая ему руку. Прежде, чем пожать ее, сэр Ирем бросил на стоявшее рядом кресло пару старых кожаных перчаток для верховой езды.

Вопрос правителя вызвал у каларийца непочтительное хмыканье.

— Я три дня провел в седле и больше месяца мотался по провинции. Был в Гверре, Гардаторне и Лейверке, выполняя ваши поручения. И вот, когда я появляюсь во Дворце с докладом, ваш слуга не хочет пропускать меня сюда, а вы, мой государь, осведомляетесь, где я все это время пропадал. По-моему, вам вредно столько времени сидеть над свитками.

— Садись, и расскажи мне о своей поездке, — велел Валларикс, опускаясь в темное резное кресло и указывая рыцарю на то, которое стояло с противоположной стороны стола.

Следующие полчаса Ирем рассказывал о настроениях в провинции, умело сочетая поистине военную точность с непринужденностью придворного. Тот, кто увидел бы двух мужчин, сидящих в креслах и беседующих, вряд ли заподозрил бы, что наблюдает за докладом подданного государю. Если уж на то пошло, то Ирем, вальяжно откинувшийся на спинку кресла и скрестивший руки на груди, выглядел не менее царственно, чем сидевший напротив наследник двенадцати поколений дан-Энриксов.

— Хорошо, — устало сказал Валларикс. — Судя по этим жалобам от гверрского наместника, пора послать к Рейнарду фор-Лейверка рыцаря из Ордена. Выбор подходящей кандидатуры поручаю, разумеется, тебе. Если среди твоих доминантов люди, достаточно разумные и терпеливые, чтобы ужиться с герцогом Рейнардом?..

Вопрос звучал так, как будто Валларикс хотел спросить "есть среди твоих людей такой, кто уживется с бешеным медведем в его собственной берлоге?..". Ирем чуть заметно улыбнулся.

— Разумеется. Вам стоит только пожелать, и я найду такого рыцаря.

— Хорошо. Всецело полагаюсь на твой выбор. А пока что я хотел бы, чтобы ты исполнил для меня еще кое-какое поручение.

На последних словах император выразительно понизил голос, хотя в зале, кроме них, никого не было.

— То есть — лично я?… — переспросил светловолосый калариец. — Признаться, я рассчитывал хотя бы несколько недель пожить в столице.

— Понимаю. Но ничего не поделаешь, сэр Ирем. Никому другому это дело поручить нельзя.

— Я, как всегда, польщен вашим доверием, мой лорд, — под аккуратными усами рыцаря сверкнула белозубая улыбка.

— Насмешничай, сколько тебе угодно, но, возможно, когда ты узнаешь, о чем речь, твое отношение к этому поручению изменится. Я хочу, чтобы ты поехал в Энмерри… скажем, под предлогом нового набора рекрутов или сбора недоимок по налогам. А затем объехал Чернолесье.

Ирем вскинул взгляд на Императора.

— А что? Там что-нибудь случилось?

— Пока нет. Но времени прошло уже достаточно, и я хотел бы знать, как обстоят дела.

I

— Ты можешь несколько минут посидеть смирно? Я почти закончила.

— Ну ма-ам…

Фила вытянула нитку и сделала еще несколько стежков. И где он только умудряется все время рвать свои рубашки? Впрочем, Вали в его возрасте тоже чуть не каждый день приходил домой в испачканной одежде и с разбитыми коленками. В этом плане все мальчишки одинаковы. Близнецам пока хватает места для игр за курятником и во дворе, но скоро они тоже станут удирать из дома и до самой ночи пропадать в лесу или на озере. А возвращаясь, сметать со стола все, что она успеет приготовить.

— Постарайся поберечь рубашку до того, как высохнет другая. Я не успеваю штопать твои вещи, — с напускной суровостью сказала Фила. Безымянный покосился на нее из-под спутанной челки и, убедившись, что, несмотря на ворчливый тон, мать даже и не думает сердиться, поневоле улыбнулся.

— Хорошо. А теперь можно, я пойду?

— Иди, — вздохнула Фила.

Безымянный вихрем вылетел за дверь. Фила даже не успела попросить его на этот раз не