Абрахамса индийская подпольная организация Наталя идет на любые жертвы, на гибель своих людей, только бы зулус Нкоси не попал в руки их общего врага.

* * *

Если в романе Абрахамса о времени действия можно лишь догадываться — предположительно речь идет о начале шестидесятых годов, — то Ричард Рив обозначил его совершенно определенно: 28–30 марта 1960 года. Да и место действия указано четко. Это город Кейптаун и его окрестности, соседняя с Наталем провинция Южно-Африканской Республики.

О мартовских событиях 1960 года на Юге Африки знали даже люди, живущие за тысячи километров. В последние дни марта и потом еще в течение нескольких недель первые полосы газет всего мира пестрели южноафриканскими терминами и географическими названиями. Слова «Трансвааль» и «Кейптаун» не слышались так часто, должно быть, со времен англо-бурской войны начала нашего столетия.

Но к этим привычным географическим названиям прибавились и новые. В первую очередь Шарпевиль и Ланга. За пределами Южной Африки о них раньше почти никто не слышал, и найти их можно лишь на подробных картах пригородов Йоханнесбурга и Кейптауна. Как Шарпевиль, так и Ланга — поселки для африканцев, которые работают в «белых» городах, но не имеют права там жить, даже оставаться на ночь, а поэтому вынуждены обитать в нескольких милях от города. Шарпевиль — в окрестностях Йоханнесбурга, города с более чем миллионным населением, крупнейшего промышленного центра на всем Африканском континенте. Ланга — возле Кейптауна.

Тысячи жителей обоих этих поселков в воскресенье, 21 марта, вышли на демонстрацию протеста против наиболее жестоких мер расовой дискриминации. По демонстрантам полиция открыла огонь. Было убито и ранено, по разным данным, от 250 до 300 человек.

Демонстрацию 21 марта многие демократы Южной Африки считали ошибочной, потому что она была организована наспех, проведена только в двух поселках и сорвала тщательно готовившиеся в то время массовые действия.

Дело в том, что на последние числа марта Африканский национальный конгресс наметил крупные выступления по всей стране. Демонстрации же 21 марта были проведены другой организацией, Панафриканистским конгрессом (ПАК), который возник годом раньше из крайне националистического крыла, отколовшегося от Африканского национального конгресса. Панафриканисты заявляли, что Африканский национальный конгресс находится под влиянием белых коммунистов. Сторонники же этого конгресса обвинили панафриканистов в авантюризме и черном шовинизме, или, как в Африке иногда говорят, «антирасистском расизме».

Поступок панафриканистов 21 марта называли провокацией, сравнивали даже с действиями Гапона в январском Санкт-Петербурге 1905 года.

Но, как и в Петербурге, жертвами пали простые люди, зачастую не очень разбиравшиеся в разнице между политикой двух конгрессов. И как Джастин в книге Рива, многие понимавшие обстановку люди, осуждая панафриканистов, вывод из событий делали такой:

— Поскольку ПАК затеял все это, наша задача состоит в том, чтобы довести дело до логического конца.

И так же, как в Петербурге, за расстрелом последовали события, охватившие все государство. Первые несколько дней после кровопролития страна была в состоянии шока, а затем началось…

Многие наблюдатели считают конец марта — начало апреля 1960 года переломными в жизни этой огромной страны, по территории в несколько раз превышающей Великобританию. Не случайно Организация Объединенных Наций призвала с тех пор ежегодно отмечать 21 марта как Международный день борьбы против расизма.

Чрезвычайное положение, которое было введено 30 марта, означало, что власти получили легальные полномочия арестовать любого человека, запретить любую организацию, закрыть любую газету, разогнать любое собрание и даже применить для этого огнестрельное оружие, производить обыски, конфисковывать любые материалы, устанавливать комендантский час. Официально объявлялось, что в связи с чрезвычайным положением писаные законы, как и обычное право, не будут приниматься во внимание. Ведущие политические организации были запрещены, и большинство каналов для легального протеста оказались закрытыми. Тысячи людей очутились в тюрьмах.

До этого в подполье находилась лишь коммунистическая партия. После мартовских событий началась организация подпольной деятельности Африканского национального конгресса — он тоже оказался под запретом.

Таким образом, избрав чрезвычайное положение темой для своей книги, Ричард Рив сразу как бы нащупал пульс родины в тот момент, когда число ударов достигло максимума, было учащенным, как, наверно, никогда раньше. В тот момент, когда на поверхности проявилось многое, что раньше тщательно скрывалось.

Правда, назвав свою книгу «Чрезвычайное положение», Рив не стал показывать, к чему же привело введение этой меры. Действие обрывается на том дне, когда чрезвычайное положение было объявлено. Читатель видит лишь, с каким ужасом герои ждут этого акта и как выглядят самые первые часы после его провозглашения.

Что же означало введение чрезвычайного положения для Южной Африки? И какую реакцию оно вызвало в мире?

Соотечественникам Рива, для которых в первую очередь написан его роман, не было нужды напоминать об этом — они и так будут помнить всю жизнь. По нам, живущим на другом конце света, может быть, стоит вспомнить некоторые выдержки из тогдашних газет начиная с кануна введения чрезвычайных мер.

…29 марта. Южноафриканский министр Фуш, выступая в сенате, возложил ответственность за положение в стране на «коммунистическую пропаганду». Сказал, что в Южной Африке «коммунизм известен как опасность, угрожающая западному образу жизни и мышления, и оборонительные силы Южно-Африканского Союза используются для того, чтобы прекратить всякую подрывную деятельность ради сохранения западного образа жизни и защиты белых и небелых». Он сказал также:

— Я могу заверить, что армия сумеет мобилизовать эффективные силы в течение двух часов.

Генерального президента Африканского национального конгресса Альберта Лутули подвергли перекрестному допросу. Обвинитель спрашивал:

— Африканский национальный конгресс ни разу не становился на сторону Запада против России и ни разу не критиковал Советскую Россию? Африканский национальный конгресс ни разу ни в чем не критиковал СССР?..

В австралийском парламенте оппозиция забросала премьер-министра Мензиса градом вопросов — почему он отрицает право ООН обсуждать южноафриканские дела? Мензис ответил:

— Ведь у нас есть свое туземное население, и мы несем определенную