сказал один из полицейских. Он придвинулся ближе и протянул доктору Саперсу свернутое предписание. — Пошли. — Взяв Саперса за плечо, он повел его к двери; другой полицейский в штатском подошел с другой стороны так, что Саперс оказался между ними. Все было сделано аккуратно, без суматохи.

Доктор Саперс сказал мистеру Раджу:

— Извините, Гордон. Очевидно, я ничего не могу сделать в плане продолжения вашего лечения.

— Эти крысы хотят, чтобы я принимал лекарства, — с горечью сказал Радж. — И они знают, что меня тошнит от этих пилюль: они токсичны для моего организма.

— Интересно, — мурлыкал один из журдяков для своих телезрителей, — наблюдать такую верность одного из пациентов этого аналитика. А почему бы и нет? Ведь возможно, этот человек доверял психоанализу многие годы.

— Шесть лет, — ответил Радж, — и я бы отдал еще шесть, если бы было необходимо. — Аманда Коннорс молча заплакала, утираясь носовым платочком.

Когда два человека в штатском, в сопровождении полиции Сан-Франциско в униформе, вели доктора Саперса к патрульной машине, толпа опять слабо подала голос в его поддержку. Но, как заметил Саперс, в большинстве своем это были старые люди. Остатки тех прежних времен, когда психоанализ был в почете, такие же как и он, частица совсем другой эры. Ему хотелось увидеть хоть несколько молодых людей, но их не было.

В полицейском участке человек с тонким лицом, в плотном пальто, курящий филиппинскую сигару ручного изготовления фирмы «Бела Кинг», посмотрел в окно равнодушным, холодным взглядом, сверился с наручными часами и зашагал взад-вперед по комнате.

Он как раз вынимал изо рта сигару и собирался зажечь другую, когда заметил полицейскую машину. Он тут же поспешил выйти на погрузочную платформу, где полиция готовилась начать допрос.

— Доктор, — сказал он, — я Уайлдер Пемброук. Я бы хотел поговорить с вами несколько минут. — Он кивнул полицейским, и те отступили, освободив доктора Саперса — Пройдемте внутрь, я временно располагаю комнатой на втором этаже. Это не займет много времени.

— Вы не из городской полиции, — сказал доктор Саперс, пристально глядя на него. — Или, может быть, вы из НП. — Теперь он казался встревоженным. — Да, должно быть, это так.

Пемброук, направляясь к лифту, сказал:

— Считайте меня просто заинтересованной стороной. — Он понизил голос, когда мимо них проходила группа полицейских служащих. — Заинтересованной в том, чтобы вновь увидеть вас в вашем офисе лечащим ваших пациентов.

— У вас есть полномочия сделать так? — спросил Саперс.

— Думаю, что да. — Подошел лифт, и они сели в него. — Однако мне потребуется час или около того, чтобы вернуть вас обратно. Пожалуйста, постарайтесь быть терпеливым. — Пемброук зажег новую сигару. Саперсу он не предложил закурить.

— Могу ли я спросить, из какого вы агентства?

— Я вам уже сказал, — Пемброук почувствовал раздражение, — вы должны просто считать меня заинтересованной стороной, разве непонятно? — Он взглянул на Саперса, и никто из них не прервал молчания до тех пор, пока они не достигли второго этажа. — Извините за резкость, — сказал Пемброук, когда они шли по коридору. — Но я очень обеспокоен вашим арестом. Очень расстроен. — Он распахнул дверь, и Саперс осторожно вошел в комнату 209. — Конечно, я довольно легко прихожу в волнение. Это в какой-то степени моя работа. Точно так же как ваша работа — не позволять себе эмоционально распускаться. — Он улыбнулся, но доктор Саперс не ответил ему улыбкой. Он был слишком в большом напряжении для этого, отметил Пемброук. Реакция Саперса совпадала с характеристикой, содержащейся в досье.

Они осторожно уселись друг против друга.

Пемброук сказал:

— К вам придет на консультацию один человек. И очень скоро он станет вашим пациентом. Вы понимаете? Поэтому нам надо, чтобы вы были там, чтобы ваш офис был открыт так, чтобы вы могли принимать его и лечить.

Кивнув с каменным лицом, доктор Саперс ответил:

— Понятно.

— Что касается остальных — остальных ваших пациентов — нам они безразличны. Становится ли им хуже, лучше, платят ли они вам целое состояние, вообще не платят по счетам — все равно. Только этот конкретный человек.

— А после того как он поправится, — сказкл Саперс, — вы меня прикроете? Как и всех психоаналитиков?

— Мы поговорим об этом позже. Не сейчас.

— Кто этот человек?

— Я не собираюсь вам этого говорить, — сказал Пемброук.

— Я полагаю, — сказал доктор Саперс после паузы, — вы использовали аппарат фон Лессингера для путешествий во времени и узнали результаты моего лечения.

— Да, — ответил Пемброук.

— Поэтому вы не сомневаетесь, что я смогу вылечить его.

— Наоборот, — сказал Пемброук. — Вы не сможете помочь ему, именно поэтому мы хотим, чтобы вы занялись этим. Если он будет принимать химическую терапию, его разум придет в себя. А для нас исключительно важно, чтобы он оставался больным. Итак, вы видите, доктор, нам нужно постоянное профессиональное участие шарлатана, практикующего психоаналитика. — Пемброук осторожно зажег погасшую сигару. — Итак, ваши основные обязанности таковы: не отказывайте новым пациентам. Вы понимаете? Какими бы безумными они ни были — или скорее какими бы явно нормальными. — Он улыбнулся: замешательство доктора забавляло его.

Глава 2

В огромном коммунальном многоквартирном доме «Адмирал Буратино» поздно вечером горели огни, так как был вечер ВСЕХ ДУШ: согласно их уставу, жители дома, все 600 человек, должны были собраться в зале общины, находящемся на нижнем горизонте почвы. Они проходили колонной по одному: мужчины, женщины, дети. У дверей Винс Страйкрок, деловой и невозмутимый, истинный представитель бюрократии управлял их новым опознавательным счетчиком, проверяя каждого из них по очереди, чтобы уж наверняка не пропустить никого из другого коммунального дома. Члены общины приветливо подчинялись этой процедуре, и все проходило очень быстро.

— Эй, Винс, во сколько она нам обошлась? — спросил старый Джо Пард, самый старый обитатель дома; он въехал со своей женой в мае девяносто второго, как раз, когда строители сдавали здание хозяевам. Его жены уже не было в живых, дети выросли, женились и разъехались, а сам Джо остался вот.

— Колоссальная сумма, — спокойно ответил Винс. — Но она не ошибается. Она не субъективна. — Вплоть до недавнего времени, находясь на постоянной службе в армии в чине сержанта, он впускал людей, руководствуясь своей способностью узнавать их. Но таким образом он впустил парочку головорезов из