свадьба должна запомниться на всю жизнь", и свои ответ. "Спасибо, у нас и так хорошая память". Потом увидела самую задрипанную в мире казанскую электричку, увозящую в одном из вагонов толпишку человек в двадцать туристского вида У толпишки с собой четыре концертные гитары, явная роскошь для похода, и не каждый может догадаться, что это свадьба. Снова строчка из Визбора: "Мы были так богаты чужой и общей болью, наивною моралью, желаньем петь да петь Все это оплатили любовью мы и кровью, не дай нам бог, ребята, в дальнейшем обеднеть..." Не дай бог! Что бы ни случилось, она не вернется в тот мир, где не бросаются в море дикарями, не ездят на перекладных; не решают судьбу иначе, как положив на чашу весов квартиру, аспирантуру, фигуру, музыкальную культуру... Не вернется. И строчка из Левитанского. "Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку - каждый выбирает для себя". Эта песня пронзает все, и последнюю ее строфу: "Каждый выбирает для себя, выбираю тоже, как умею. Ни к кому претензий не имею - каждый выбирает для себя". Наташка хочет повторять еще и еще, и нет сил взять себя в руки и встать с дивана, и уйти домой, потому что дежурство давно кончилось. Весь привычный мир стал непривычным, на древнем кожаном диване в ординаторской, в старой питерской больнице плачет красивая девчонка. Белый халат расстегнут, шапочка и очки сняты, волосы распущены; но ее никто не трогает и не призывает привести себя в порядок. Ничего не случилось.
Ничего не случилось. Просто плачет Наташка. Просто брякнет потом кто-то: до каких же пор разметанным по жизни интеллигентам российским требуемо будет светопреставление, чтобы встретить друг друга - и не проглядеть?..
Керчь-Казань, 1984-1985