ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА ДОМАШНІЙ СПЕКТАКЛЬ

Обширны и грандіозны были приготовленія на виллѣ Розъ, въ Елафамъ-Райзѣ, въ жилищѣ мистера Гетльтона (весьма зажиточнаго маклера) и велика была тревога его интересной семьи, когда приблизился день затѣяннаго ею домашняго спектакля, «подготовлявшагося нѣсколько мѣсяцевъ». Вся эта семейка была помѣшана на домашнихъ представленіяхъ. Домъ, обыкновенно такой чистый и аккуратный, принялъ въ то время такой хаотическій видъ, точно его, по мѣткому выраженію самого хозяина, «повыбросали изъ окошекъ». Большая столовая, лишенная своей мебели и украшеній, превратилась въ мѣсто свалки кулисъ, проводовъ, лампъ, мостовъ, облаковъ, грома и молніи, фестоновъ и цвѣтовъ, кинжаловъ, рапиръ и всякаго иного театральнаго скарба, именуемаго на театральномъ жаргонѣ бутафорскими принадлежностями. Спальни были загромождены декораціями, а кухня была занята плотниками. Репетиціи происходили черезъ день по вечерамъ въ гостиной, и каждый диванъ въ домѣ былъ болѣе или менѣе поврежденъ но милости старанія и усердія, съ какими мистеръ Семпроній Гетльтонъ и миссъ Люцина репетировали сцену удушенія въ «Отелло», такъ какъ эта драма должна была составить первое отдѣленіе вечерняго спектакля.

— Если мы попрактикуемся еще немножко, то я увѣренъ, что пьеса сойдетъ у насъ превосходно, говорилъ мистеръ Семпроній своей «драматической труппѣ» послѣ сто-пятидесятой репетиціи. Въ виду маленькаго неудобства, сопряженнаго съ принятіемъ на его счетъ всѣхъ расходовъ по спектаклю, онъ самымъ любезнымъ образомъ былъ единодушно избранъ актерами-любителями въ дирижеры. Эвансъ, — продолжалъ мистеръ Гетльтонъ младшій, повернувшись къ высокому, сухопарому, блѣдному молодому человѣку съ длинными бакенбардами, — Эвансъ, вы играете Родриго безподобно.

— Безподобно! — подхватили три миссъ Гетльтонъ, потому что мистеръ Эвансъ былъ признанъ «душкой» всѣми его товарками по сценѣ. Онъ былъ ужасно интересенъ и обладалъ такими красивыми бакенбардами, не говоря уже о его способности писать стихи въ альбомы и играть на флейтѣ!

— Однако по-моему, — прибавилъ дирижеръ, — вамъ еще не совсѣмъ удается… паденіе… въ сценѣ поединка, гдѣ вы… того…

— Это очень трудно, — задумчиво отвѣтилъ мистеръ Эвансъ;- послѣднее время я для навыка падалъ много разъ у себя въ конторѣ, только всегда больно ушибался. Падать мнѣ приходится, какъ вамъ извѣстно, навзничь, а при этомъ непремѣнно треснешься затылкомъ.

— А вы остерегайтесь, чтобъ не повалить кулисъ, — сказалъ мистеръ Гетльтонъ старшій, который былъ назначенъ суфлеромъ.

— О, не бойтесь! — подхватилъ Эвансъ съ крайне самодовольнымъ видомъ. — Я буду падать головой за сцену, такъ что не надѣлаю никакой бѣды.

— Но за то, — воскликнулъ дирижеръ, потирая отъ удовольствія руки, — мы произведемъ большой фуроръ въ «Мазаніелло». Гарлей поетъ въ немъ восхитительно.

Всѣ поддержали этотъ лестный отзывъ. Мистеръ Гарлей улыбался и посматривалъ глуповато, что было совсѣмъ не въ диковину; потомъ онъ принялся мурлыкать: «Смотрите, какъ утро сіяетъ роскошно» и вдругъ покраснѣлъ, какъ рыбацкій колпакъ, который примѣривалъ себѣ на голову.

— Прикинемъ-ка, — продолжалъ дирижеръ, считая по пальцамъ. — У насъ будетъ три пляшущихъ крестьянки, кромѣ Фенеллы, и четыре рыбака. Прибавимъ сюда еще нашего лакея Тома; онъ можетъ надѣть мои парусинные брюки, клѣтчатую рубашку Боба, красный ночной колпакъ и въ этомъ одѣяніи сойдетъ за пятаго рыбака. Въ хорахъ мы, конечно, можемъ пѣть за кулисами, а въ сценѣ на площади расхаживать въ плащахъ и тому подобномъ. Когда же вспыхнетъ бунтъ, то нашъ Томъ, размахивая киркой, долженъ выбѣгать на сцену съ одной стороны и скрываться по другую сторону, повторяя этотъ маневръ какъ можно быстрѣе. Эффектъ получится электрическій, точно бунтовщиковъ великое множество. А въ сценѣ изверженія вулкана мы станемъ жечь красный бенгальскій огонь, кидать на полъ мѣдные подносы и производить всяческій грохотъ — тогда навѣрно выйдетъ отлично.

— Конечно! Конечно! — дружно подхватили всѣ актеры, а мистеръ Семпроній Гетльтонъ убѣжалъ стремглавъ отмывать съ лица сажу отъ жженой пробки и распоряжаться постановкой декорацій, хотя и расписанныхъ кистью диллетанта, но тѣмъ не менѣе восхитительныхъ.

Миссисъ Гетльтонъ была добрая, покладистая, простодушная женщина, которая нѣжно любила мужа и дѣтей; она имѣла только три антипатіи. На первомъ мѣстѣ у ней стояла естественная непріязнь ко всѣмъ дѣвицамъ-невѣстамъ, кромѣ собственныхъ дочекъ; на второмъ — боязнь всего, что можетъ показаться смѣшнымъ, и наконецъ, — какъ неизбѣжное слѣдствіе этого чувства — страхъ, почти ужасъ передъ нѣкоей мисси Джозефъ Портеръ, ея сосѣдкой, жившей черезъ дорогу. Впрочемъ всѣ простодушные обитатели Клафама и его окрестностей трепетали передъ скандаломъ и насмѣшкою, а потому заискивали въ миссисъ Джозефъ Портеръ, ухаживали за ней, льстили и ублажали ее на всѣ лады.

— Все это пустяки, мама, — говорила однажды миссъ Эмма Портеръ своей почтенной родительницѣ, стараясь скрыть точившую ее досаду. Если-бъ Гетльтонъ и предложилъ мнѣ участвовать въ ихъ спектаклѣ, то я увѣрена, что ни вы, ни папа не позволили бы мнѣ выставлять себя такимъ образомъ на показъ.

— Я и не ожидала ничего иного отъ твоего чуткаго пониманія приличій, — замѣтила мать, — и мнѣ пріятно, Эмма, что ты такъ мѣтко охарактеризовала ихъ затѣю.

Между тѣмъ не дальше недѣли тому назадъ та же миссъ Портеръ четыре дня кряду парадировала за прилавкомъ на благотворительномъ базарѣ передъ всѣми вѣрноподданными ея королевскаго величества, пожелавшими заплатить шиллингъ, чтобъ полюбоваться, какъ нѣсколько десятковъ дѣвицъ кокетничаютъ съ незнакомыми мужчинами, играя въ торговлю.

— Смотри! — воскликнула миссисъ Портеръ, выглядывая изъ окошка. — Вонъ къ Гетльтонамъ тащутъ два говяжьихъ ссѣка и цѣлый окорокъ ветчины, — очевидно для сандвичей; а Томасъ, кондитеръ, говоритъ, что ему заказано до полусотни тортовъ, кромѣ бланманже и желе. Нѣтъ, представь себѣ только этихъ миссъ Гетльтонъ въ театральныхъ костюмахъ!

— Умора да и только! — подхватила миссъ Портеръ съ ненатуральнымъ смѣхомъ.

— Погоди, однако, ужъ я сдѣлаю такъ, что солоно имъ придется ихъ затѣя! — сказала ея мать и безотлагательно отправилась исполнять свое человѣколюбивое намѣреніе.

— Знаете, милая миссисъ Гетльтонъ, — начала миссисъ Джозсфь Портеръ, посидѣвъ предварительно съ сосѣдкою съ глазу на глазъ и вывѣдавъ у нея съ неутомимымъ усердіемъ всѣ новости насчетъ спектакля, — знаете, моя дорогая, пусть люди