знать?!

— Вот видишь, — бросает жена лежащему рядом мужчине, — я же говорила тебе, что он феноменально глуп!

— Ваша жена француженка?

— Нет, я сам ее научил.^[1]

Видел твою жену. У нее вкус лаврового листа.

Гийом Аполлинер

На приеме у психотерапевта.

—Что вас беспокоит?

— Видите ли, доктор, моя жена бредит по ночам…

— Так… И что же она при этом говорит?

— Что говорит? Чаще всего: «Вася, а может, не надо?»

— Понятно. Вася — это вы?

— Нет, доктор, меня зовут…

— Тогда что же вас беспокоит?

…А теперь займемся рогами! Это скверное, гусарское, пушкинское выражение даже немыслимо в будущем лексиконе. Да и что такое рога? О, какое заблуждение! Какие рога? Зачем рога? Какой вздор! Напротив, в гражданском браке их и не будет! Рога — это только естественное следствие нсякого законного брака, так сказать, поправка его, протест, так что в этом смысле они даже нисколько не унизительны… И если я когда-нибудь, — предположив нелепость, — буду в законном браке, то я даже рад буду вашим растрекля- тым рогам; я тогда скажу жене моей: «Друг мой, до сих пор я только любил тебя, теперь же я тебя уважаю, потому что ты сумела протестовать!»… Черт возьми, я ведь понимаю, в чем именно неприятность, когда надуют в законном браке; но ведь это только подлое следствие подлого факта…

Федор Достоевский. Преступление и наказание

Как видим, здесь подчеркивается, что позор обманутого в сексуальном плане мужчины заключается не в самом факте контакта жены с другим мужчиной, а в нарушении правил, предписанных самим брачным статусом, диктующим те или иные оценочные реакции на внешние раздражители. Да, именно этот статус и делает естественное безобразным.

Природа всегда сильнее принципов.

Дэвид Юм

Эти принципы всегда находились под надежной охраной господствующей морали с ее обычаями, традициями и даже довольно жесткими правовыми нормами.

Например, закон, обнародованный императором Константином, предусматривал за супружескую неверность такое же наказание, как за отцеубийство, а именно: преступницу сжигали заживо или же зашивали в мешок и бросали в море; несчастные, обвиненные в этом преступлении, даже не имели права оправдаться.

Древние датчане карали прелюбодеяние смертью, тогда как за убийство полагался простой штраф, что показывает, какой из этих двух поступков считался серьезнее. Монголы разрубали изменницу на две части. В Тонкинском королевстве ее затаптывал слон. А в Сиаме обычаи были более терпимы, хотя и здесь участвовал слон. Виновницу помещали в специальное хитроумное приспособление, и слон мог наслаждаться несчастной, думая, что это самка-слониха. За этим, несомненно, кроется извращение.

В аналогичных случаях древние бретонцы, также скорее всего из извращенных побуждений, засекали прелюбодеек до смерти.

В Африке есть маленькое королевство Луанго, где существует обычай сбрасывать изменницу и ее любовника со скалы.

Галлы обычно мазали ее грязью, потом волокли тело ее по земле через весь город.

В некоторых случаях жену судил сам супруг: казнил ее на месте, если считал, что она виновата; это можно назвать отголоском той давней традиции, по которой мужья могли избавляться от наскучивших им жен.

Аборигены Канады делали им надрез на голове, потом сдирали скальп.

В Восточной Римской империи грешниц продавали на рыночной площади всем желающим.

В Диарбекире преступницу казнили всей семьей, и каждый должен был нанести ей хотя бы один удар кинжалом. В некоторых провинциях Греции, где, в. отличие от Спарты, адюльтер не разрешался, безнаказанно убить изменницу мог любой человек.

Дикари племени Гуакс-Толиам, обнаруженного французскими исследователями в Америке, бросали изменницу к ногам вождя, разрубали на куски, и все присутствующие съедали ее.

Готтентоты, допускающие отцеубийство, убийство матери и детей, сурово относились к супружеской неверности. Они карали изменницу смертью, причем доказательством вины служило даже свидетельство ребенка.

Донасьен-Альфонс Франсуа де Сад. Жюльетта

Мужчина, как видим, в качестве субъекта преступления почти никогда не рассматривался, да и было бы нелепо предположить, чтобы законодатель предусматривал наказание для самого себя.

Жена: Ну почему тебе можно, а мне — нельзя? Муж: Видишь ли, дорогая, когда я кого-то трахаю, то это означает, что трахаем мы, а когда трахают тебя, то, значит, нас!

Муж: Видишь этих трех женщин? Так вот, та, что слева, это любовница Рабиновича, та, что справа, — Хаймовича, а та, что посередине…

Жена: Ну, наша против них — богиня!

Если уж любить, то такую женщину, чтобы с нею было не стыдно попасться на глаза жене.

Мне всегда было трудно привести домой женщину — сначала из-за родителей, а потом из-за жены.

Константин Мелихан

Жена: Права должны быть равными, без всякой дискриминации! То, что позволено мужчинам, должно быть позволено и женщинам!

Муж: Это невозможно, дорогая, и прежде всего по причине физиологических различий между нами. Жена: Но при чем здесь физиология? Муж: При том. Если, к примеру, я невзначай суну палец в чернильницу, то потом я его отмою — и никаких следов и последствий, а вот если ты выпьешь чернил…

Верность! В ней — жадность собственника. Многое мы охотно бросили бы, если бы не боязнь, что кто- нибудь другой это подберет…

Оскар Уайльд

Над супружеской неверностью еще в древнейшие времена был занесен карающий меч закона. Правда, объектами его ударов были, в основном, прелестные женские головки.

Так, в 594 году до н. э. великий афинский законодатель Солон издал ряд постановлений, направленных против адюльтера, и создал первую в истории человечества полицию нравов, главной задачей которой было, естественно, наблюдение за замужними женщинами и предупреждение их измен мужьям.

Наиболее несообразны из законов Солона те, которые касаются женщин. Он позволял, например, всякому, заставшему у своей жены любовника, убить ее, а того, кто соблазнил свободную женщину или совершил над ней насилие, наказывал штрафом в 100 драхм.

Плутарх Херонейский

В Риме муж, поймавший свою жену на месте «преступления», имел полное право убить ее, а в отношении своего счастливого (?) соперника мог, по закону, применить любой акт мести (убийство, оскопление,