- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (58) »
перемен. Для остальных, в раю ли, в аду ли, все кончено: там и пребудут. Во веки веков.– Вы в это верите?Брунетти понял, что речь уже не о литературе.– Нет.– Вообще?– Вы об аде и рае?Она кивнула, и он задумался над живучестью суеверий, не позволяющих ей произнести слова сомнения.– Нет, – ответил он.– Ни капли?– Ни капли.После долгой паузы она откликнулась:– Как безнадежно.Брунетти только пожал плечами, – с тех пор как он понял, что такова его вера, иного ответа на подобные замечания у него не находилось.– Думаю, время покажет. – В ее голосе прозвучала надежда, а не сарказм и не назидание.Брунетти чуть было опять не пожал плечами – он поставил крест на подобных рассуждениях еще в университете, отбросил их вместе с детскими забавами, пресытившись болтологией и возжаждав жизни. Но один лишь взгляд на нее напомнил ему, что она, по сути, едва вылупилась из яйца, только начинает свою vita nuova и вопросы такого рода, несомненно не возникавшие в прошлом, насущны и жизненны для нее. И он уступил:– Может, и так.Реакция ее оказалась неожиданной и яростной:– Мне не нужна ваша снисходительность, комиссар! Я рассталась с орденом, но не с мозгами.Брунетти не стал ни просить прощения, ни продолжать эту неожиданно возникшую теологическую дискуссию. Передвинул какое-то письмо с одной стороны стола на другую, откинулся вместе со стулом и положил ногу на ногу.– Тогда не поговорить ли нам об этом, а?– О чем?– О месте, где свершилось это расставание с орденом.– О доме престарелых? – уточнила она без нужды.Он кивнул и спросил:– О каком именно вы говорили?– Сан-Леонардо, это за больницей Джустиниани. Орден посылает туда сестер милосердия.Он заметил, как она сидит: колени плотно сжаты, ступни параллельны друг другу. Девушка не без труда открыла сумку, вынула сложенный листок бумаги, развернула, посмотрела, что там написано, и начала нервно:– В прошлом году в Сан-Леонардо умерли пять человек. – Нагнувшись вперед, она положила листок перед Брунетти.Брунетти кинул на него беглый взгляд.– Вот эти люди?– Да. Я записала их имена, возраст и от чего они умерли.Брунетти удостоверился: да, там именно эта информация – названы три женщины и двое мужчин. Он припомнил, что, согласно статистике, женщины живут дольше мужчин, а тут наоборот: мужчины протянули дольше. Одной из женщин было за шестьдесят, двум другим семьдесят с хвостиком. Два человека умерли от сердечных приступов, два – от инсультов, один – от воспаления легких.– Зачем вы мне дали этот список? – Он поднял на нее глаза.Казалось бы, она должна была приготовиться к такому вопросу, но ей понадобилось время, чтобы ответить:– Потому что только вы в состоянии что-нибудь с этим поделать.Комиссар выждал немного – объяснит, или хоть что-нибудь добавит? Нет, молчит.– Не совсем понимаю – с чем «с этим».– У вас есть возможность выяснить, от чего они умерли?Он помахал листком в воздухе.– Если здесь указана не та причина?– Да. Есть ли у вас возможность как-то это выяснить?Ему и думать не пришлось над ответом – закон об эксгумации не оставляет неясностей.– Без ордера судьи или запроса семьи – нет.– О, я понятия не имела. Была… даже не знаю, как сказать… была так долго удалена от мира, что ничего не смыслю в практических делах. – Она мгновение помолчала. – А может, никогда не смыслила.– Как долго вы состояли в ордене?– Двенадцать лет – с пятнадцати. – Если от девушки и не укрылось его удивление, то виду она не подала. – Длительное время, конечно.– Но вы ведь не были изолированы от мира? Вы же учились на сиделку.– Нет, – ответила девушка поспешно. – Я не сиделка. Ну, то есть… не обученная, не профессиональная. В ордене заметили, что у меня… – Она прикусила язык.Брунетти понял: ей нужно признать за собой талант или похвалить себя, и единственный выход из непривычного положения – замолчать. Пауза позволила ей перестроить фразу так, что в ней не осталось и намека на похвальбу. – Они решили, что мне полезно попробовать помогать старым людям, и меня послали на работу в дома престарелых.– Сколько вы там пробыли?– Семь лет. Шесть – в Доло и потом год – в Сан-Леонардо.Значит, сестре Иммаколате, когда она приехала в дом престарелых, где жила его мать, было двадцать. В этом возрасте большинство женщин получают профессию, ищут работу, встречают возлюбленных, заводят детей. Он подумал о том, чего достигли бы другие женщины за эти годы и что за жизнь вела сестра Иммаколата: вокруг завывают умалишенные, пахнет мочой… Будь комиссар человеком религиозным, верящим в высшую справедливость, возможно, он нашел бы удовлетворение в мысли, что конечная духовная награда сторицей вознаградит ее за отданные годы. Но его думы были неутешительны, и он спросил, поместив листок перед собой и разглаживая его ребром ладони:– Что необычного в смертях этих людей?Она ответила не сразу, а когда ответила, совершенно сбила его с толку.– Ничего. Обычно у нас случалось по нескольку смертей в год, чаще всего после праздников.Только многолетний опыт допросов позволил Брунетти поинтересоваться без тени раздражения:– Тогда зачем вы составили этот список?– Две женщины – вдовы, третья никогда не была замужем. К одному из мужчин никогда никто не приходил.Она смотрела на него, ожидая, что он ей как-то поможет, но он хранил молчание.Голос ее стал мягче, и Брунетти вдруг увидел перед собой сестру Иммаколату в черно-белом облачении, ведущую жестокую борьбу с запретом клеветать, говорить дурно даже о грешнике.– Я слышала, как две из них, – вымолвила она наконец, – время от времени говорили, что хотят упомянуть casa di cura в завещании. – Девушка уставилась на свои руки, которые оторвались от сумки и мертвой хваткой вцепились одна в другую.– И они так и поступили?Она только медленно покрутила головой, но ничего не сказала.– Мария, – он намеренно понизил голос, – значит ли это, что они не сделали этого или что вы не знаете?Она не подняла взгляда, отвечая:– Не знаю. Но две из них, синьорина да Пре и синьора Кристанти… обе выражали такое желание.– Что именно они говорили?– Синьорина да Пре сказала как-то после мессы – у нас падре Пио не собирает во время мессы пожертвований… не собирал… – Девушка остановилась, внезапно осознав путаницу во времени, вызванную тем, что она покинула орден.Брунетти увидел, как ее дрожащие пальцы, потянувшиеся к виску, соскользнули назад, ища защиты под платом, но нащупали лишь открытые волосы и отдернулись, как от горячего.– После мессы, – повторила она, – когда я провожала ее в комнату, синьорина сказала, что отсутствие
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (58) »