хохота, пока он вставал, а потом суетливо ползал по мостовой за выпавшей мелочью. Винс хлопнул его по плечу и поставил между собой и Сэмом.

— Давай двигай, пошли посмеемся от пуза да поглядим на этот кадр.

Они сели в автобус и шумно расположились на крыше. Сошли они на углу Рыночной улицы. Театр «Тиволи» находился в переулке неподалеку от центра. Театрик был маленький, но теперь, когда закрылась «Аль-Амбра», других театров в Крессли не осталось. «Тиволи» гордился, что наряду с лидским «Городским варьете» является одним из старейших мюзик-холлов страны и в свое время на его сцене выступали все легендарные «звезды» эстрады. Но эти золотые деньки остались в далеком прошлом. Конкурировать с огромной аудиторией и бешеными гонорарами, которые платили на телевидении, театру было не под силу, и вот уже пятнадцать лет на его афишах не появлялось ни одного мало-мальски крупного имени. Теперь в его программах выступали только третьестепенные гастролеры — безнадежные неудачники, неунывающие энтузиасты да еще солистки стриптиза и полуголые статисточки разного возраста, очарования и таланта.

С громогласным и похотливым восхищением компания остановилась полюбоваться на фотографии Паулы Перес, Перуанского Персика, выставленные в фойе.

— Четыре билета поближе, — сказал Винс кассирше.

Та взглянула на план.

— Четыре места в партере, ряд Ж, по четыре с половиной шиллинга, — отбарабанила она без тени улыбки. — Первое отделение сейчас начнется.

Они заплатили, вошли в узкий, отделанный красным плюшем зал, миновав контролершу, и затопали по боковому проходу. Ближе к сцене почти все места были заняты, но в задних рядах народу было значительно меньше. Оркестрик из пяти человек (на общем фоне безошибочно выделялось стальное звучание скрипки) заиграл вступление, а они тем временем пробирались на свои места, наступая сидевшим на ноги и не извиняясь. Занавес раздвинулся, и пятеро девиц с застывшими улыбками уныло и вразнобой завели привычный каскад.

— Кореши, — спросил Финч, — видите ту слониху с краю?

— Наверно, хозяйская дочка, — сказал Винс.

— Вернее, мамаша, — отозвался Сэм.

Танцовщицы цепочкой побежали за кулисы, и ребята громко захлопали и заорали «бис!», «бис!».

Тут на сцену, улыбаясь во весь рот, вышел бойкий молодой человек в светло-сером костюме, синем, в горошек, галстуке-бабочке и в мягкой шляпе с загнутыми вверх полями. Он подошел к самой рампе и стал пялиться в зал, делая вид, что никого не видит.

— Есть тут кто-нибудь?

— Только мы с тобой, — крикнул Винс с места.

Комик тут же ответил ему ослепительной профессиональной улыбкой.

— Еще одно слово, и ты останешься один, — парировал он.

От смеха Финч едва не свалился с сиденья. Он подался вперед и забарабанил по спинке впереди стоящего кресла, так что сидевший в нем невзрачный человечек в очках обернулся и смерил Финча взглядом.

Комик оказался по совместительству и конферансье. Он выдал парочку анекдотов, чтобы расшевелить публику, а затем объявил первый номер: дуэт саксофона и ксилофона.

В первом отделении еще выступали акробатическое трио, молоденькая певичка, которую раскопали где-то в Шотландии, чечеточный дуэт — брат и сестра, а в перерывax комик потешал публику шутками, анекдотами и молниеносными перевоплощениями. Паула Перес, Перуанский Персик, венчала программу. Перуанка там или нет, она, во всяком случае, была черноволоса, черноглаза и смугла. Реквизитом для ее номера служили бледный розовато-лиловый занавес-задник, туалетный столик, двуспальная кушетка с креслом у изголовья и псише. Персик вышла в темно-лиловом платье и белых, по локоть, перчатках; она томно стянула их одну за другой и, подержав в вытянутой руке, уронила на сцену. Потом в такт музыке повернулась спиной к залу и расстегнула «молнию» на платье. Игриво оглянувшись на публику, она грациозно переступила через платье и несколько раз прошлась по сцене в прозрачной нейлоновой комбинации. Ребята застыли, увлеченные зрелищем, один Финч беспокойно ерзал в кресле — ему явно не терпелось увидеть, что будет дальше. Упала комбинация, за ней последовали чулки; чтобы их скинуть, ей пришлось долго махать из глубин кресла длинными ножками. Затем мисс Перес долго и нудно танцевала, задирая ноги, и ее обильные груди колыхались и подрагивали над узкой полоской белого лифчика. Потом снова повернулась спиной к залу, расстегнула лифчик и отбросила его на кушетку. Дальше она танцевала, прикрыв груди руками, и еще раз дала зрителям полюбоваться своей спиной, когда освободилась от прозрачных штанишек. Номер подходил к концу. Зал предвкушал кульминацию, когда они увидят все. Подрагивая упитанными ягодицами, Перуанский Персик сделала несколько шагов вправо и влево, замерла посреди сцены и долго стояла не шелохнувшись. Малый барабан из оркестра рассыпал дробь. Внезапно она повернулась к публике, широко раскинув руки. На секунду мелькнули бледно-розовые соски и узенький треугольник расшитой стеклярусом материи между бедрами — и сцена тут же погрузилась во мрак.

На аплодисменты она вынырнула из-за занавеса сиреневом нейлоновом неглиже, раскланивалась, посылая воздушные поцелуи и стреляя черными подведенными глазами во все концы зала.

Финч от восторга колотил по спинке переднего кресла и человек обернулся к нему еще раз.

— Нельзя ли потише? — сказал он. — Я за свое место деньги платил.

Финч посмотрел на него пустыми глазами и продолжал неистово хлопать, пока Перуанский Персик не скрылась за занавесом.

Ребята отправились в буфет при партере и выпили там по бутылке пива, превознося прелести Паулы Перес.

— Она будет выступать во втором отделении? — спросил Финч.

— По идее, должна, — ответил Винс.

— Интересно, что она будет делать.

— Спросит, не хочет ли кто из зала помочь ей раздеться.

— Иди ты! — задохнулся Финч. У него при одной мысли об этом глаза полезли на лоб.

Пропустили еще по бутылочке. С быстрым опьянением пришло ощущение безответственности и желание напроказить, чтобы придать остроты развлечению.

— Видали, как пялился этот коротышка спереди? — заметил Финч.

— Чего он тебе сказал, когда обернулся? — спросил Винс.

— Сиди тихо или что-то вроде.

Винс поднял брови:

— Ах, вот как? Ну, перед уходом мы ему еще покажем!

В зал они вернулись, когда оркестрик уже заиграл. Второе отделение было еще хуже. Номера повторялись в том же порядке, и Винсу это скоро наскучило. Он стал думать, чем бы заняться. Когда на сцену, подпрыгивая, выскочили акробаты, Винс достал нож, раздвинул ноги и загнал лезвие в красную плюшевую обивку сиденья.