соприкоснулись. На мгновенье мне показалось, что он собирается меня поцеловать. Это чересчур для первой минуты знакомства, я понимала, что не следует допускать подобных вольностей, и должна если и не оттолкнуть нахала, то хотя бы отстраниться. Но словно что-то сковывало в тот миг мои движения, и я покорно и неподвижно замерла в его объятиях. С минуту мы стояли молча, изучая друг друга. У него были красивые черты лица, умные серые глаза, волевой подбородок. Красота и скрытая сила, так я подумала в тот момент.

Наконец, минуту спустя, он отпустил мою руку. Словно опомнившись, я глубоко вздохнула и отступила на полшага назад.

«У вас чудесные глаза, - сказал он мне, - я едва в них не утонул».

Я рассмеялась этой плоской банальности, словно выдернутой из сценария малобюджетного сериала, как будто бы эта неуклюжая шутка была верхом остроумия. И в то же мгновение почувствовала, как будто бы что-то неуловимо изменилось, и в окружающем мире, и внутри меня.

Я не верю в любовь с первого взгляда, о которой так часто пишут в книжках. Любовь – это слишком сложное душевное состояние, и чтобы кого-то полюбить, надо сначала узнать и понять человека, а для этого требуется немалое время. Но если говорить о внезапно вспыхнувших чувствах, то это действительно бывает, и мне на собственном опыте довелось в этом убедиться. В то самое мгновение, когда мы стояли, немного смущённо разглядывая друг друга, я вдруг остро поняла, что хочу его. Это были исключительно плотские желания, ничего общего не имеющие с тем возвышенным чувством, что принято называть любовью. Да, я хотела его, моя голова шла кругом при мысли о том, как он сжимает меня в объятиях, жадно приникает своими губами к моим устам.

Спустя всего полчаса мы уходили с вечеринки, взявшись за руки, так, словно были знакомы уже много лет. Я не из тех женщин, что тащат мужчину в постель, едва с ним познакомившись. Но эту ночь мы провели в моей постели. Эту и все последующие, на протяжении неполных двух недель.

Мне не раз доводилось слышать выражение про стены, которые давят, но в прежней жизни мне не суждено было испытать это ощущение. Казалось, что стены моей спальни движутся навстречу друг другу, совсем понемногу, незаметно для глаза, по миллиметру в день. Но меня не покидало тревожное чувство, что однажды ночью они отбросят притворство, ринутся навстречу друг другу, и последнее, что мне будет суждено услышать – треск перемалываемой в щепки кровати и собственный сдавленный крик.

Я набрасываю на плечи халат и опускаюсь на обшитый бархатом табурет возле огромного зеркала в тяжёлой бронзовой раме. Туалетный столик подле него заставлен всевозможными снадобьями и приспособлениями для наведения красоты. Здесь и разных размеров гребни из слоновой кости, и позолоченные маникюрные наборы, и множество разных парфюмерных средств в драгоценных хрустальных флаконах. Тут и духи, и одеколоны, и краски для губ и лица, средневековые аналоги привычных мне теней для век и помады. Помню, увидев это богатство в первый раз, я радовалась словно ребёнок, получивший подарок на Рождество. Бывало, тратила по часу, чтобы привести себя в порядок с утра, или навести красоту, готовясь к совместному ужину. Теперь всё это в прошлом.

Я вглядываюсь в своё отражение. Наверное, любая женщина, садясь утром перед зеркальным трельяжем, испытывает лёгкий страх увидеть признаки приближающейся старости. Я же, наоборот, с надеждой ищу знаки наступающего увядания – будь то почти незаметная дряблость кожи на скулах, мельчайшие морщинки в углах глаз или седой волос в моей пышной каштановой шевелюре. Но ничего подобного обнаружить не удаётся. Я по-прежнему молода и прекрасна.

Мне не хочется заниматься наложением макияжа, это занятие давно уже кажется мне бессмысленным. Я лишь несколько раз провожу по растрёпанным со сна волосам изящным костяным гребнем.

Через арку дверного проёма, украшенного лепниной в виде виноградных лоз, я прохожу в соседние помещения моих апартаментов.

Налево – огромная ванна, в любое время суток заполненная горячей водой для купания, с ноздреватыми айсбергами белоснежной мыльной пены, замершими на поверхности исходящей паром воды. Здесь нет привычных мне кранов, холодная и горячая вода поступает по двум изогнутым наподобие слоновьих бивней узким позолоченным желобкам, чтобы она потекла, мне нужно потянуть за один из медных рычагов, расположенных по краям от ванны. Как и в будуаре, здесь полно всяких жидкостей в фигурных флаконах – жидкого фруктового мыла, ароматных масел для тела.

 Направо – гардеробная, в стенных шкафах и на расставленных тут и там вычурных вешалах сотни роскошных нарядов, когда-то я потратила несколько дней на то, чтобы их перемерять.

Но я не собираюсь переодеваться, и прямо в халате отправляюсь на завтрак.

Я иду по длинной галерее, развешанные вдоль стен портреты мужчин и дам в пышных средневековых нарядах глядят на меня с насмешкой и презрением. Я прохожу через анфиладу комнат, спускаюсь по загнутой полукругом лестнице на второй этаж и вскоре оказываюсь в трапезной.

Длинный стол, установленный вдоль занимающего всю наружную стену узорчатого витражного окна, заставлен яствами. Еды здесь столько, что хватило бы на целую футбольную команду. В какое время сюда не зайдёшь – стол всегда накрыт, приготовлен соответствующим образом к завтраку, обеду или ужину.

Ричарда в зале нет. Вероятно, он уже позавтракал и вернулся в свою лабораторию. Последние годы мы сидим с ним по разные стороны стола, вдалеке друг от друга, и наши совместные трапезы обычно проходят в молчании. У нас нет новостей, которыми мы могли бы обменяться, а все истории – реальные воспоминания и вымышленные события, мы уже успели рассказать не одну сотню раз. Нам скучно друг с другом, а собеседников, которые могли бы оживить нашу компанию, нет и не предвидится.

Я беру с ближайшей ко мне тарелки первый попавшийся кусок, и ем, совершенно не замечая вкуса еды. Я наливаю в кружку из позолоченного кувшина сладковатый травянистый напиток, заменяющий здесь чай. Мне очень не хватает крепкого кофе, вкус которого я уже почти успела забыть, но его здесь нет. Я мелкими глотками пью бодрящий травяной отвар и вновь погружаюсь в воспоминания.

Моя квартира, она же студия, представляла собой единственный огромный зал, который я в нескольких местах перегородила щитами, обклеенными сделанными мною фотографиями, распечатанными в плакатных размерах. Эти стенды делили моё жилище на несколько уголков, отведённых под кухню, гостиную, спальню. В дальнем от входной двери углу располагалась моя кровать, слишком просторная для скромной одинокой