полуподвале, всегда была девственно чиста – горы вымытой посуды, начищенные до блеска котлы на холодных плитах, и никаких запасов продуктов. Готовка, стирка, уборка – все эти повседневные дела, занимающие большую часть жизни замужних женщин, осуществлялись сами собой, по волшебству.

Я была слишком деятельным человеком, привыкшим сама о себе заботиться и самой определять свою жизнь. Тихий омут супружества был просто не по мне. Любовь Ричарда поддерживала меня, но не могла разогнать окружающую скуку.

Всё чаще и чаще я стала донимать мужа расспросами о том, когда закончится наше заключение, он под всякими предлогами уклонялся от прямого ответа. Наконец, настал день, когда я приступила к нему, требуя сказать мне правду, и поклялась, что не оставлю в покое, пока он не скажет, надолго ли мы застряли в этом ставшем невыносимо скучном месте.

«Навсегда», - ответил он мне.

До меня не сразу дошёл смысл этих слов. Но когда я поняла, меня охватила ярость. Как последняя истеричка, я била посуду, крушила зеркала и дорогие изящные вазы. Разумеется, следующим утром от устроенного мною погрома не осталось и следа, заколдованный замок обо всём позаботился. Я весь день демонстративно не разговаривала с мужем, а на ночь перебралась от него в отдельную спальню. Ричард не пытался меня остановить, наверное, он надеялся, что я пойму и смирюсь. Но я не смирилась.

Я пыталась бежать. Не раз, не два и даже не десять. Я проходила сквозь распахнутые настежь ворота замка, перебегала навсегда опущенный, вросший в неухоженный берег затянутого тиной рва подвесной мост, стремглав неслась по пыльной, усыпанной опавшими осенними листьями дороге. Я бежала, пока не сбивалось хриплое дыхание, не начинало остро колоть в подреберье, и сердце не отдавалось эхом в пересохшем горле. Деревья стремительно проносились мимо, слившись в жёлто-красный ковёр, я чувствовала близость свободы, но когда уже начинало казаться, что мне удалось вырваться из западни, дорога делала очередной поворот, и надо мной вновь возвышалась опостылевшая громада замка.

Я пыталась обмануть дорогу, и шла напролом через лес. Строй безмолвно теряющих листья деревьев становился всё плотнее, их стволы всё теснее прижимались друг к другу, выстраивая непроходимую стену. Цепкий шиповник заполнял все промежутки, словно колючая проволока, обвивающая тюремную ограду. Я настойчиво пробиралась дальше. Ветки деревьев, словно руки оживших великанов, хлестали наотмашь по лицу, вцеплялись в волосы и рукава моего платья, извитые твёрдые корни словно нарочно выползали из-под земли, пытаясь сбить меня с ног. Я продолжала пробираться вперёд, оставляя на колючих шипах обрывки одежды и капли собственной крови. И вновь, когда мне казалось, что я сумела побороть восставший против меня лес, деревья расступались, и я оказывалась под стенами ненавистно замка.

Видя моё состояние, Ричард поклялся, что сделает всё, чтобы нас освободить. В одном из залов он устроил магическую мастерскую. Но это не сблизило нас, не склеило пробежавшую между нами трещину, наоборот, мы стали проводить вместе ещё меньше времени. Я иногда заглядывала в мастерскую мужа, чтобы узнать, как продвигаются у него дела. То, чем он занимался, казалось мне полнейшей ерундой. Он делал выписки из толстых книг, которых натащил из библиотеки, и рисовал на полу и на стенах наброски пентаграмм, расписанные непонятными мне замысловатыми знаками. Я не имела ни малейшего представления о том, что являет собой магия, и потому мне казалось, что он просто делает вид, что ищет выход из положения, пытаясь тем самым меня обмануть. За нашими совместными трапезами я то начинала рыдать, то обсыпала его несправедливыми упрёками, выкрикивая непроизносимые ругательства в адрес мужа и его матери-ведьмы. Его молчание лишь больше распаляло меня.

Год шёл за годом, а исследования Ричарда не приводили ни к каким результатам. Я теряла надежду и всё больше замыкалась в себе. Отчаявшись обрести свободу, я даже пыталась покончить с собой. Как давно это было – год назад, а может быть, десять?

Я забралась на самую высокую из башен нашего замка и кинулась вниз, на твёрдые камни двора. Я кричала те несколько долгих мгновений, пока летела вниз, и не знаю, чего больше было в моём вопле – ужаса или торжества и восторга.

Я упала, ударившись о бугристую булыжную мостовую. Я разбилась вдребезги, но не насмерть, нет. Мне кажется, в моём теле не осталось ни одной целой кости, я помню, что руки и ноги были вывернуты под неестественными углами, череп раскололся, как попавший под лошадиное копыто лесной орех, внутренности скользким кровавым комком вывалились наружу. Но я не умерла. Моё тело восстанавливалось несколько часов,и всё это время я испытывала страшнейшую боль, за всю мою жизнь мне не приходилось испытывать ничего подобного.

Ричард выскочил из замка на мой крик. Мой ужас и моя боль отразились в его глазах, когда он опустился на камни двора подле моего изувеченного тела. Ему хватило ума не пытаться меня перенести, все эти долгие и страшные часы, пока я приходила в порядок, он сидел возле меня, держа мою изломанную руку в своих ладонях. Всё это время он молчал, да и после я не услышала от него ни слов утешения, ни упрёков, и была за это благодарна.

Раны затянулись, переломанные кости срослись, но словно надломился какой-то стержень внутри, разошёлся острыми, царапающими при каждом вздохе отломками.

Я нарочно прихожу к обеду с большим опозданием, чтобы избежать встречи с мужем. К моему удивлению, обед на его конце стола оказался нетронутым, но, тем не менее, Ричард здесь уже побывал. На столе возле моего прибора лежала записка. «Пожалуйста, будь к ужину. Надо поговорить. Есть важные новости». Слово «важные» было подведено жирной чертой. Пожав плечами, я скомкала пергаментный лист в кулаке. У нас не бывает новостей. Ни важных, ни заурядных, никаких.

Я решаю, что к ужину не приду. Но в назначенный час ноги против моей воли несут меня к трапезной.

Ричард в возбуждении ходит из угла в угол. Заметив меня, он бросается ко мне навстречу. Я обращаю внимание, что муж выглядит так, словно не спал несколько дней.

«Мне удалось! - воскликнул он. – Я смогу вернуть нас в твой мир! Давай соберём вещи и вернёмся в твой мир».

«Мы отправимся прямо сейчас, - отрезала я. – Я и так ждала слишком долго».

Он пожимает плечами, растерянно и виновато. Мы идём в его кабинет, стараясь не прикасаться друг к другу.

Всё происходит буднично и заурядно. Мы встаём в центре пентаграммы, начерченной посередине пола, на мгновенье вокруг сгущается тьма…

«Получилось!» - выдохнул Ричард.

Мы находимся в той же комнате мотеля,