— Нет, — горько покачала головой бывшая апостол. — Вы, маги, только хотите все изучать, не задумываясь о последствиях! Защитить хотим мы и от таких вот как ты!
Она встала из-за стола и уже решительно показала мне на дверь, намереваясь это озвучить в слух, как на ее руку, опустилась ладонь Валерия. Он осуждающе посмотрел на свою жену, одним лишь взглядом охладив ее пыл. Шион села обратно на стул и замолчала.
— Прости нас, Никериал, за горячность, — еле заметно улыбнулся Валерий, обращаясь ко мне. — Нам еще трудно привыкнуть, что теперь мы не слуги Пресветлой, особенно, для Шион. — Он посмотрел на свою жену — хмурую и еле сдерживающую горячие слова. — Апостолы берегли реликвию Великой ценой своей жизни и моей милой супруге дорого пришлось заплатить за слезы Элисень.
Мне стало стыдно, будто я предал доверие близких друзей.
Валерий умел одним словом заставить почувствовать свою вину, раскаяться и попросить у Пресветлой прощения. Умел и прекрасно этим пользовался.
— Я не хотел, чтобы так произошло, — нехотя сказал я, поражаясь сам своим словам. — Они были опасны и оставлять их у жрецов…
— Мы их защищали несколько тысяч лет! И защитили бы столько же! — яростно крикнула Шион, сжимая в руках край полотенца.
— Но не защитили.
Она изменилась в лице, с болью посмотрев на меня.
— Да. Не защитили. По моей вине.
Валерий сжал ее руку в своей ладони.
— И не смогли бы, — безжалостно продолжил я. — За ними охотились. И у слуг Великой бы не хватило сил противостоять той силе. Поверьте мне.
— А у тебя хватило бы? — спросил бывший жрец. — Нас вела воля Пресветлой, мы берегли слезы от всего мира, ибо они сильны так же, как и опасны. Тот, кто хотел бы ими воспользоваться — обречен. И, судя по тому, что ты принес их обратно, ты сполна это осознал.
— Да, — мрачно произнес я. — Тот кто за ними вел охоту и нанял Петру, чтобы украсть их, а потом по его же указке Шион отдали жрецам, пришел ко мне.
Шион заметно побледнела. Она переглянулась с Валерием и нетерпеливо произнесла:
— Кто это был?
— Магистр Стефан, — нехотя произнес я и, увидев решимость в глазах у женщины, быстрее добавил. — Но его уже поймали и судят.
— А Преосвященство знает, что он сотворил?!
— Нет.
— Но почему? — воскликнула она. — Он еретик и пытался украсть святыню! Его должны судить по законам Пресветлой и предать огню!
— И помочь жрецам организовать охоту на магов? — спросил я у Шион и покачал головой.
Она отвела взгляд и промолчала, видно сама поняв, к чему это может привести.
— Вы не были в столице и не знаете, что было в последний месяц, когда узнали, что магистр Стефан повинен в смерти короля. И слава Великой, что ничего не произошло, но в воздухе витало напряжение. Совет, король и Преосвященство смогли договориться, но если бы хоть кто-нибудь узнал, что именно Стефан повинен в краже реликвии…
— Преосвященство радеет за детей Пресветлой, но даже он болен гордыней, — подтвердил мои слова Валерий. — Его ненависть к магам сильна как никогда и для всех сейчас опасно тревожить этот улей. Прольется кровь невинных, а мы же — должны их защищать.
— И мы все так оставим? Зная, что этот человек сделал? — обратилась к мужу Шион.
— Милая, — умиротворяюще улыбнулся он. — Наказание Пресветлой его застигнет, а земной путь будет устелен страданиями. Не ищи мести, лучше взгляни на то, что благодаря ему мы теперь вместе.
Шион расплылась в улыбке, погладив плечо мужа, словно подтверждая сказанное.
А я еще раз восхитился дипломатическим способностям Валерия. Вот ему бы и стать Преосвященством, но вместо этого он променял свою карьеру и весомое место в иерархии жрецов, на обычную жизнь с любимой женщиной. Не то, чтобы я его осуждал, но осадок остался — какие упущены возможности!
— Ты говорил о том, что этот человек узнал, что слезы у тебя? — спросил бывший жрец.
Я кивнул. “Человек”, а не “маг”. Он умел подбирать слова…
Коротко я рассказал, что случилось за то время, что мы не виделись: про то, что решил оставить у себя слезы, чтобы их изучить, про охоту Стефана за ними, про то, как оказался в госпитале и хранительницей реликвии стала Ирен. Они слушали с пониманием, хоть и часто хмурились, недовольные тем, что я совершил, да и мне, честно, было как-то неловко признаваться во всех своих грехах. Закончил я рассказ тем, что бывшего советника короля поймали, а слезы чуть не разрушили и так нестабильный разум одного магистра — раскрывать его личность и то, что он сделал я не стал, посчитав это лишним, да и не хотел, чтобы у него из-за меня были неприятности.
— Я всегда знала, что с ними что-то не так, — произнесла Шион, когда я закончил свою исповедь. К ее чести стоит добавить, что она, как и ее муж, не стала меня обвинять, а просто приняла все произошедшее как данность, чем сильно облегчила мою совесть. — Мы охраняли их денно и нощно, и порой казалось, что я ощущала на себе их прикосновение. Их тепло согревало, давало силы нести вахту дальше, но чувствовалось что-то…
Недосказанное слово повисло в воздухе. Бывшая апостол не могла произнести в слух такое откровенное святотатство, но и проигнорировать свои ощущения — тоже.
Я кивнул на шкатулку:
— Да. Слезы опасны. Они даруют могущество на краткое время, забирая в уплату самое ценное, что есть у человека — его жизнь.
— Равновесие, — прошептал Валерий, открыто посмотрев в мои глаза. — Пресветлая справедлива и жестока одновременно, она может быть и судьей, и палачом. Глупцы те, которые твердят, что Она милосердна. О, нет. Великая дарует каждому то, что он заслуживает и если вознамерился принять ее дары, то не думай, что милость будет вечна — однажды она придет за платой. Не только ты и твои друзья, Никериал, пытались воспользоваться даром Пресветлой — десятки лучших жрецов, избранных самим Преосвященством, узрели будущее с помощью ее щедрого дара, но свет его их ослепил, а некоторых и убил, — он покачал головой. — Не для смертных умов ее дары. Не для смертных.
Я кивнул, принимая это к сведенью. Глупо было не думать, что жрецы за столько времени не пытались воспользоваться слезами Элисень. Пытались, да вот только в организме обычного человека мало энергии, которую почти сразу же реликвия выпивает и везунчики те, которых она лишь ослепила. У магов же резерв энергии