распылялись на атомы. А с ним теперь ничего не случится! Великое знание просочится в мир через него!

Проснувшись, Дима понял, что отчётливо осознаёт себя пятью миллиардами людей. Он вселился в каждого, он стал человечеством, он стал тобой, он стал мной. Он чувствовал себя копошащимся ульем и не мог контролировать ни одну из своих частей. И не один человек не может, потому каждый подобен человечеству, и человечество подобно каждому. Он снова и снова встречался с Большими Людьми и начинал ощущать наличие другого, скрытого, параллельного великого мира — мира русалок, вампиров, Виев и их, Больших Людей. Он посмотрел в глаза Вию, и он не умер. На его глазах, им, происходило Великое Слияние. Он знал, кто здесь истинные хозяева, и это был огромный жест добра, целое море света. Миллионы прекрасных миров открылись внутреннему взору его, человечества, и, казалось, сама Вечность встала перед нами на колени! Аминь!

Красное небо

Где ты сейчас? Ты умерла. Сидела бы сейчас у меня на коленях и всё понимала. Но тебя никогда не было, я тебя выдумал. Так же, как этот мир выдумал меня. Я — иллюзия, ослепительный мираж под серебром бесконечного небосвода пустыни. Смешное видение вечного существа, не озабоченного формой или жизнью. Такое же, как это красное небо над Москвой. И кругом абсолютно пустой мир, мир вещей. Все люди куда–то улетели. Я знаю, они больше не вернутся. И бродить нам теперь по закоулкам этого обездушенного пространства в поисках ненайденного. Наверное, это никогда не кончится. Но ещё остались сигареты. Этот дым пронизывает лёгкие, как частицы прекрасной галактики, проглоченной замерзшим морем Антарктики. Пальцы не слушаются, но твой образ снова со мной. Я должен что–то найти, что–то необходимое и так глупо упущенное в жестоком водовороте времени. Хоть бы один глоток вина, такого сладкого, вяжущего, воздушного, и я бы успокоился. Мне бы снова стало хорошо. Вместе с тобой. Но я уже близок к своей цели. Люди больше никогда сюда не вернутся. Вот он, тот старый дом, где я провёл столько чудесных мгновений, обнимаясь с тобой на лестничной клетке. Но есть в этом доме какая–то жуткая тайна, что–то вселенское и чуждое человеческому разуму. Как же я раньше не замечал это? Нутром чувствую в следующем подъезде сгусток этой ненасытной чёрной энергии. Не его ли я ищу столько времени в этом умерщвлённом, обезлюдевшем городе? И ты опять куда–то исчезаешь. Ну, лети, лети. Ты же просто моя фантазия, а фантазия должна летать. Этот город с красным небом всё равно полон жизнью, какой–то неведомой и электрической. То в одном, то в другом окне я вижу молнии. И рюмка коньяка под лестницей, чистая и не расплескавшаяся манит меня своим одиночеством. Сейчас мы с ней сольёмся, и всё снова будет хорошо. Так же, как тогда, когда ты пришла заплаканная и стала медленно резать себе вены моей бритвой, а я стоял и смотрел, и не мог пошевелиться, и удивительно безразличное и потому невыразимо прекрасное свободное чувство наполняло мою сущность. А потом я пил, люди постепенно исчезали, мир всё пустел, превращаясь в какое–то чужое место, и небо становилось красное.

Я хмелею, и комок черноты на втором этаже рассасывается, переливаясь во что–то тёплое и близкое, как моя мать. Ещё немного, и уже ни с кем не надо будет бороться, всё потечёт своим руслом, переливаясь миллионами искрящихся брызг в свете двух солнц, а свет станет фиолетовым. Моя судьба распрямит плечи, побежит тоненьким ручейком к этому зовущему спокойному потоку, и всё станет просто. Но чего–то не хватает для этого. Что–то холодное и скользкое мешает моему единению с плотью тех замечательных существ, творцов судьбы. Может быть, одна доза героина? Ну, всего одна, и всё закончится? Наступит, наконец, желанное равновесие во всех уголках моей души? Такой тёплый, словно кем–то специально согретый шприц, единственная твёрдая и понятная вещь в этом чужом мире. И вена уже зовёт его, выскакивая из рукава. Ты мне больше не нужна. Даже если сама явишься, и я почувствую твои объятья — удивительно нежные руки на своей шее и гаснущий ручеёк от слёз на прижавшейся груди. Ведь я ничто, я иллюзия, и ты иллюзия — прекрасная, любящая, но ненастоящая. И я могу отрубить себе руку, всё равно, ничего не почувствую. Иллюзиям не свойственны чувства, они вымышлены…

Мы уже нашли друг друга — я и Вечность. Бесполезная пустая планета медленно удаляется в черноту. Скоро ничего не останется от тебя, только струйка фиолетовой крови, не имеющая ни начала, ни конца. И в памяти тихонько угаснут твои бесконечные глаза и прелесть нестареющего тела. Одно лишь красное небо, неземное московское небо будет жестоко усмехаться в пустоте…

Игра

Андрей Белый приобрёл себе компьютер. И как–то постепенно все остальные вещи отошли для него на второй план. Он вставал в 5 часов дня и садился играть в компьютерные игры. Иногда он отрывался, чтобы пойти поесть, и тогда, ему попадались какие–то странные люди, которые раньше были его родственниками. Иногда он ходил покурить на лестничную клетку и встречал вечно пьяного соседа дядю Васю. Сосед невнятно бормотал что–то о задержке пенсии, подтягивал спортивные штаны и шёл, пошатываясь, к себе в квартиру. Но ничего этого Андрей не замечал. В коротких перерывах между играми он думал только об этих играх. Еда потеряла для него вкус, курить он, в конце концов, бросил. Он отощал, но чувствовал себя счастливым человеком, особенно, когда Андрею удавалось пройти очередной уровень. Однажды он наткнулся на удивительную и прекрасную игру. По полю бегали разноцветные человечки и другие, сказочные существа. Они убивали друг друга. У Андрея были свои собственные государства, армии, кораблики. Ему больше ни во что не хотелось играть, кроме этой чудесной «стратегухи». Но с тех пор всё начало как–то странно меняться. Его близкие куда–то окончательно исчезли. И это было бы отлично, но и еда в холодильнике скоро закончилась. Потом в большой комнате вместо отца поселился тощий гоблин. Ну и воняло же от него!

Один раз Андрей совсем изголодался и пошёл ловить крыс в подвал. В подвале теперь жила пятиглавая гидра, а крысы все исчезли. На обратном пути он встретил соседа. Дядя Вася сильно изменился за последнее время, и, судя по бычьей голове, превратился в минотавра. С верха подъезда несло палёным, и Андрей догадался, что бомж Егор был вытеснен оттуда чёрным драконом. Когда он вошёл в квартиру, какая–то зубастая горгулия стала хватать его за руки и утверждать, что Андрей — её брат, а за компьютером сидел улыбающийся и довольный скелет. Этот мир так сильно изменился, что бедному человеку уже не было места в нём. Ему