Выпьем за здоровье вашего шефа, за безбожника Падре!

Он улыбается и поднимает стакан. Второв чокается и с досадой думает, когда же гость успел узнать прозвище шефа. Это неприятно…

…Но американец через несколько дней уехал, и Второв вскоре забыл о нем.

Он забыл и о нем, и о многом другом. Он забыл обо всем на свете, потому что работа ладилась, лаборатория была «на гребне», а Падре, так тот просто парил под облаками.

Началось это давно, но только теперь пришла заслуженная награда. В свое время, занимаясь изучением биохимических механизмов, шеф выдвинул лозунг: «Пора остановиться!» Это заявление вызвало удивление и возмущение. Коллеги и соисполнители из соседних институтов были неприятно поражены. Как так остановиться?! И где именно? Что все это значит?

— Хватит углубляться, — твердил шеф, — довольно с нас деталей и особенностей. Пора кончать со всеми предполагаемыми и ожидаемыми реакциями! К черту все тонкие и все сверхтонкие перегруппировки! К черту биохимию на квантовом уровне! Я все равно не могу подсчитать сто тысяч энергий активации в секунду. Довольно микроскопировать космос!

Никто не ожидал подобной выходки от столь эрудированного современного ученого. Все были в лучшем случае разочарованы. Многие пытались отговорить разошедшегося старикана. Эрудиты, те просто считали его предателем. Обнаружить такое невежество! Отрицать необходимость углубленного изучения, когда на Западе…

На Западе действительно происходило нечто грандиозное. Биологи и специалисты смежных отраслей науки разобрали человека на молекулы и долгое время не могли восстановить статус кво. Но после открытия Брауна Карпушкина в биологии возник поток изобретений. Поговаривали о синтезе генов, отдельных тканей и даже органов. Был синтезирован первый искусственный вирус. К этому времени исследователи достаточно углубились в недра науки, почти что исчезли в них и поэтому друг друга не замечали. Они ушли далеко вперед, и простые смертные, с почтением взиравшие на их спины, теперь с трудом различали знакомые силуэты на туманном горизонте. А некоторые из постигавших тайны человеческого организма и вовсе исчезли. Они были совсем, совсем впереди.

Но шеф из-за злобного упрямства не желал догонять вырвавшихся далеко вперед коллег. Он предлагал остановиться. И когда? В самый разгар проникновения в тайну тайн — в механизм человеческого бытия. И его заклеймили, не дослушав возражений. Правда, наиболее участливые допытывались:

— Где же вы хотите застопорить полет науки наших дней?!

— На эдисоновской золотой середине, — мрачно отвечал он.

Оппоненты пожимали плечами.

Но Падре не любил долго ходить в изгнанниках. Он просто не мог переносить внезапное одиночество. Он не хотел стать непонятным и непризнанным.

«Лучше ничтожный успех на этом свете, чем бессмертная слава на том». Злые языки поговаривали, что эти слова принадлежали ему. Тем не менее в этом нет полной уверенности. У него были враги, и немало. Так или иначе, но вскоре голос Падре зазвучал с трибун совещаний и конференций.

«Поймите меня правильно, — вещал он, — когда я говорил о прекращении движения вглубь, я понимал, что сие автоматически обозначает расширение исследований на пограничные, близлежащие области. Не вглубь, так вширь! А вернее, и вглубь, и вширь!»

Мир был восстановлен. Падре вновь признали за своего. И он вновь председательствовал, поощрял, выдвигал, замечал, отличал, утверждал и подтверждал. И одновременно реализовал свои замыслы, свои потайные, далеко идущие планы.

Он не был бескомпромиссным борцом за истину. Напротив, ему казалось, что он тонкий и гибкий политик. Он умел отступать и уступать, смягчать формулировки и делать выводы более обтекаемыми. И все-таки в конечном счете гнул свою линию. Он нутром чувствовал суть вещей. Все-таки Падре был настоящим ученым. И Второв это понимал. Если б кто-нибудь попытался проверить деятельность лаборатории Падре, то такому человеку не пришлось бы слишком долго ломать голову перед тем, как решить, что налицо страшный хаос и неразбериха. И все же…

Время от времени из стен его лаборатории выходило аккуратное законченное исследование, выполненное на самом высоком научном уровне, статья с оригинальным наблюдением, а то и монография, производящая если не переворот, то нечто вроде легкого землетрясения данной отрасли науки.

Куда гнет Падре? В чем его линия?

Второв долго не мог сформулировать ответ — слишком запутанны были научные направления в их лаборатории. Кроме того, существовали люди, которые работали под личным руководством и непосредственной опекой шефа. Их исследования велись втайне. И все же Второв не прекращал своих попыток. Он внимательно анализировал выступления шефа, выделяя из них истинную и отбрасывая конъюнктурную информацию. Он ловил оброненные случайные словечки, намеки, обещания и составлял из них пасьянс, под названием «цель».

Пасьянс недвусмысленно показывал, что честолюбивые замыслы Падре касаются множества сложнейших проблем. Насколько удалось понять Второву, Падре не ограничивался биологической стороной вопроса. Кто знает, куда он залетал в мечтах своих!.. Правда, мечты оставались мечтами, и пока Падре широко пропагандировал анаэробное дыхание. Здесь работы находились в самом начале, но это не мешало ему устроить широковещательную рекламу.

— Вы знаете, что такое анаэробное дыхание? Вы представляете, какие оно открывает перспективы перед человечеством! — патетически восклицал Падре, освещенный прожектором и улыбкой диктора.

Вдоволь поинтриговав столь несведущую в вопросах анаэробного дыхания аудиторию, Падре переходил к изложению сути дела. Оказывается, все совсем не так представляют себе современного человека, как это следовало бы, по мнению Падре. Человеческое тело, организм человека, вещал Падре, не есть нечто завершенное и законченное, как пытаются представить некоторые ученые. Человек далек от гармонии, которую видели в нем поэты и философы прошлых веков. Человек — это стрела, направленная рукой эволюции из прошлого в будущее. Не только чувства, память, эмоции и сознание человека находятся в состоянии непрерывного развития, но и тело его, бренное тело среднего человека, еще и сегодня непрерывно меняется и преобразуется. В зависимости от образа жизни, возраста, пола и особенностей строения каждый организм представляет собой в той или иной мере кладовую нереализованных возможностей.

Оратор с ходу предлагал приступить к реализации потаенных чудес. Начать хотя бы с анаэробного дыхания. Падре останавливался на особенностях анаэробного дыхания у микроорганизмов,