прибавляется еще около 200. У них фантастическая подрывная техника… Срок обучения на главной базе в Коронадо — это в Калифорнии — 25 недель. Условия максимально приближены к боевой обстановке. Проводятся заплывы на пять миль против сильного течения в Тихом океане, пробежки с полной выкладкой на трассе в четырнадцать миль, захват «языков»… Каждый доброволец-сверхсрочник получает подъемные в размере 10 тысяч долларов — это больше, чем получают «зеленые береты». А ведь в Наме они показали себя ничуть не лучше их…

Главная база спецвойск морской пехоты находится в Северной Каролине, в Леджюне, не так далеко от Брагга, на берегу Атлантического океана. Там сейчас четыреста коммандос. Выполнять им придется разведывательно-диверсионные задания шестерками на вертолетах в районах, отдаленных до ста миль от фронта противника или линии его береговой обороны. У них имеются очки ночного видения, много другой наиновейшей техники для налетов и десантов в тылу врага. Рации у них действуют в радиусе трех тысяч миль.

Грант охотно, допускал, что спецвойска всех родов войск получат самую современную военную технику, но изменилось ли хоть сколько-нибудь мышление их командиров, расстались ли они с прежними иллюзиями? Нет, здесь все остается по-прежнему. Клиф Шерман рассказал также, что силы быстрого развертывания скоро станут особым боевым управлением, приравненным к управлениям в Европе, в Атлантике и в регионе Тихого океана. Главный регион действий — Персидский залив. Численность будет доведена до 200 тысяч солдат и офицеров всех родов войск. За пять лет они будут увеличены вдвое, вобрав в себя части спецвойск, две армейские дивизии, одну дивизию морской пехоты, пять авиабригад ВВС. Плюс три авианосца ВМФ. База снабжения — остров Диего Гарсия с тринадцатью кораблями для снабжения СБР всем необходимым. Другие базы — в Египте, Омане, Сомали, Кении и, конечно, Израиле, предположительно, в Саудовской Аравии и Турции.

К концу допроса майора Шермана Грант пришел к бесповоротному выводу: придется выпустить еще один бюллетень. Он напишет его, напечатает в подпольной типографии, без особого труда переправит в Штаты. Американский народ должен быть предупрежден: за его спиной бурно растут спецвойска, предпринимают действия, направленные против мира во всем мире. Никак не ожидал Джон Улисс Грант, что старый его неприятель Клиф Шерман, пытавшийся отравить, превратить в ад всю его жизнь, поможет ему прийти к этому решению. И книгу, книгу о Сальвадоре надо написать…

Взяв в правую руку рукоять «магнума», Грант перебирал документы, отобранные у майора Шермана, обычные офицерские документы. В бумажнике из черной кожи он нашел толстую пачку долларов, чековую книжку, кредитную карточку «Америкэн Экспресс». Взгляд его ненадолго задержался на фотографии размером с почтовую открытку Сильвестера Сталлоне в роли «Рэмбо» с его автографом и надписью: «Настоящему зеленоберетчику Клифу Шерману от киношного». Да, Сталлоне прав: Клиф — настоящий «зеленый берет». Этого у него не отнимешь…

Из бумажника он вынул незапечатанный почтовый конверт и вздрогнул, прочитав имя адресата: «Джону Гранту». Адреса не было. Он поднял глаза на Шермана. Тот замер в ужасе, глядя на конверт в руках Гранта.

Не спуская глаз с Шермана, Грант вытряхнул из конверта небольшую газетную вырезку, прочитал подчеркнутые строки:

«…полиция сообщила, что мисс Шарлин Морган была изнасилована и зверски убита у себя на квартире, где жила она одна, неизвестными лицами. Ведется…»

Клиф крикнул вдруг:

— Смотри! Иисусе! Что это?!

В то же мгновение левая рука его метнулась к лазу в шалаш, а правая вцепилась в дуло «магнума». Но Грант не выпустил пистолет, дернул его к себе. И тут грянул выстрел. Девятиграммовая пуля ударила Клифа в грудь, опрокинула навзничь. Последним усилием он вырвал дымящийся «магнум» из руки Гранта и упал с ним, уже теряя сознание.

Грант подошел к нему, пощупал пульс. Пульса не было.

Майор Клиф Шерман был мертв.

И Грант не собирался оплакивать его.

А ведь он, Грант, донкихот, отпустил бы его.

Что ж, так-то оно лучше.

В шалаш вбежало двое партизан. Глядя на майора, лежавшего без движения с дулом «магнума» в руке, они сразу поняли, что произошло.

Грант подошел к мертвецу, наклонившись, взял из руки его свой пистолет. Потом выпрямился, поставил «магнум» на предохранитель, сунул его в кобуру.

А бюллетень он выпустит. И книгу напишет о героях-партизанах Сальвадора.

Он не мог думать о Шарлин, знал, что всю оставшуюся жизнь будет винить себя в ее смерти…

…В 1986 году я побывал в Америке. Там в мои руки попал дневник Джона Гранта. Он писал:

«В апреле 1985 года журнал «Харперз» опубликовал поразительное признание Эдварда Н. Латтвака, сотрудника Центра стратегических и международных исследований Джорджтаунского университета, автора критической книги «Пентагон и искусство войны». Он заявил, что число самоубийц среди ветеранов вьетнамской войны достигло 50 тысяч — почти столько же, сколько было убито на ней военнослужащих! Таковы плоды не только военного, но и морального поражения Америки. Латтвак указал, что американцы, в массе своей, боятся взглянуть правде в глаза. Он выступал на форуме под названием «Каковы последствия Вьетнама?» В предисловии к стенограмме форума, в котором приняли участие видные писатели и ученые, редакция отмечала: «Сейчас много говорят об уроках Вьетнама, но ожесточенные споры о нашей внешней политике в последние годы скорее свидетельствуют, что Вьетнам нас ничему не научил, поскольку у американцев нет единого мнения о его уроках…» А ведущий форума, известный журналист и редактор Джеймс Чейс заметил, что американский опыт во Вьетнаме пронизывает военную, внешнюю и внутреннюю политику США, противоречивые взгляды на роль Америки в мире, словом, всю американскую жизнь.

Некоторые точки над i осмеливается расставить Питер Марин, романист и очеркист, немало писавший о вьетнамской войне: «Эта война разоблачила американские власти как некомпетентные и коррумпированные. Наши солдаты отказывались идти в бой. Наши разведчики осудили свое правительство и раскрыли преступления ЦРУ. Наши лидеры оказались уголовниками и заговорщиками… Американцы, хотели они этого или нет, увидели короля голым…»

Не только ветераны вьетнамской войны, но и все американцы. И потому вьетнамский синдром перерос в «американский синдром».

Далее Марин сказал: «Но левые молчат, а правые закоснели в своей мнимой правоте… Это огромная потеря. Мы могли бы, возможно, поумнеть. Но опыт войны еще