Иллюстрация № 12">

К. Коровин. «Руслан и Людмила». Эскиз декорации

1836 год. Поставлена опера «Жизнь за царя» на сцене. В течение трех лет Глинка проработал в качестве капельмейстера в Придворной певческой капелле. Михаил Иванович начал сочинять свою первую русскую сказочноэпическую оперу на сюжет поэмы Пушкина «Руслан и Людмила». Эта опера проникнута величием былинного эпоса, патриотизмом, народной героикой. Работа над оперой продолжалась около пяти лет. В это время он также пишет романсы: «Ночной смотр», «Я помню чудное мгновенье», «Ночной зефир», «Сомненье», «Жаворонок», а также «Вальс-фантазию» для фортепиано.

1842 год. Премьера оперы «Руслан и Людмила».

1844 год. Глинка снова едет за границу — во Францию и Испанию. Знакомится с ведущими композиторами того времени. В Париже с большим успехом прошел концерт из произведений Михаила Ивановича. Два года Глинка провел в Испании. Композитор увлекся испанской народной музыкой, познакомился с испанскими народными музыкантами, певцами и гитаристами, он даже выучился танцевать с кастаньетами.

1845 год. Глинка пишет замечательное симфоническое произведение — концертную увертюру «Арагонская хота».

1848 год. По возвращении в Россию Михаил Иванович пишет увертюру «Ночь в Мадриде» и симфоническую фантазию «Камаринская» на темы двух русских песен: свадебной лирической и бойкой плясовой.

Последние годы Глинка жил то в Петербурге, то в Варшаве, Париже, Берлине. Для своей племянницы Оленьки (дочери младшей сестры Людмилы Ивановны. Шестаковой) он сочинил детские фортепианные пьески. Писал и другую великолепную музыку.

1857 год стал последним годом земной жизни великого русского композитора.

На святках. Александр Сергеевич Даргомыжский

Грянули святки. Кто ни проедет по улице — поскрипывает морозцем, словно новенькой конской упряжью! Январь пахнет патокой и свечным воском. Запах декабрьский — запах картечи и пороха — пропал, выветрился. Весь Петербург поет, корчит рожи, подтанцовывает. А ведь еще недавно, после выстрела на Сенатской площади, никто и носа на улицу не показывал…

Но сейчас — веселье!

Вот и у чиновника Государственного коммерческого банка Сергея Николаевича Даргомыжского — маскарад. Да не простой — литературный! Придумала такой маскарад хозяйка дома Марья Борисовна. Ей усердно помогают дети: Эраст, Людмила. И конечно, двенадцатилетний Саша, будущий композитор, — маленького роста, большеголовый, белокурый и хрупкий мальчик. Он очень любопытен, но и мнителен: тянется к обществу и побаивается всех.

А вместительная зала полна ряженых. Они одеты в необычные костюмы, на лицах у всех черные или серебряные полумаски. Ряженые изображают столичные альманахи и журналы. В руках держат огромные картонные книги, наперебой выкрикивают строчки из стихов, статей. Но вот постепенно порядок налаживается.

Комедия масок началась! Сюжет ее довольно прост! «Инвалид» во фраке, «Вестник Европы» в коротеньких панталонах задирают одинокую и тощую «Полярную звезду», одетую звездочетом. Звездочет этот в колпаке и с подзорной трубой. Особенно усердствует «Пчела» в клетчатых брюках. Толстая, черно-золотая, бранчливая, она гудит, подпрыгивает, пытается ужалить «Полярную звезду» прямо в лоб. Но тут вбегает кто-то длинный-предлинный, представляющий журнал «Мнемозина», и здоровенной хлопушкой для мух гонит «Пчелу» к нарисованному на картонной стене окошку. «Пчела» со всего размаху врезается в окошко, проламывает его и под общий хохот исчезает под упавшей картонной стеной.

Маски вновь разбредаются по зале, паясничают, поют. Вдруг сзади Саши кто-то стал читать стихи:

Саша оборачивается. Этих строк он никогда не слышал! Саша давно уже переехал с родителями из Тульской губернии в Петербург. И за всеми стихотворными новинками следит исправно. Слух на стихи у него чуткий. Он ловит каждое слово, и с каждым словом сердце его бьется все сильнее и сильнее. Стих — поразительный! Но вдруг невысокий толстенький человек в маске арапа, читавший стихи, замолкает и быстро исчезает в толпе масок. Замолкают и остальные читающие. А некоторые из масок тут же поднимают перед собой большие картонные листы. На одних листах крупно написана буква «Ш». На других — «Ф». Что означают буквы «Ш» и «Ф», Саша знает. Подслушал сегодня ненароком родителей, которые говорили «филер» и «шпион», обещая этого, на букву «Ф», проучить.

Ага, вот и он! Наискосок через залу шествует столоначальник Департамента Просвещения Адуев. Он не глядит на маски, не глядит и на картонные листы. Он ухмыляется. Он и так все знает! И кому надо о вольнодумстве на вечере у Даргомыжских доложит!

Саша от огорчения даже топает ножкой. Противный Адуев! Из-за него оборвал стихотворение толстенький арап. Мелодия этого стиха не дает Саше покоя. Он обязательно положит его на музыку, хоть учитель и не позволяет делать этого. Он напишет простую и правдивую музыку. Конечно правдивую! Ведь без правды для Саши музыки нет.

— Молодой человек! — кто-то легко хлопнул Сашу по плечу. — Хотите дослушать конец?

Саша испуганно кивает, и сквозь гудящую залу на него снова плывут стихи. Может, это даже и не стихи, а сама музыка поэзии:

— Да вы, я вижу, вовсе и не слушаете, — говорит молодым и задорным голосом толстенький арап. — Даром я только стараюсь! — арап звонко смеется. — Зато я слышал, как вы сегодня на фортепьянах играли. Великолепно, надо сказать! А я вот тоже… Стишками забавляюсь… Рифмы для меня — пустяк. А позвольте представиться: Пушкин! — звонко выкрикнул арап, и Саша от неожиданности сел в кресло… Он увидел выставленную вперед ножку в коричневых, до колен, панталонах и бледном чулке, и от страха, что с ним беседует великий поэт, о котором шепотом говорят по вечерам родители, закрыл глаза.

— Ну Левушка, ну разбойник! — доносится как сквозь вату до Саши.

— Сейчас же приведи молодого человека в чувство! Добро бы нас пугал!

— И то. А еще мужчина, боец. Сразу в обморок… — голос толстенького арапчонка стал