сказал:
— Быть безоружным в стране врагов и не быть в плену… Гм!.. Я бы сам не поверил такой возможности, но мудрость божественного императора не имеет границ, как и глупость простых смертных. Я был в России и строил дороги, мостил их камнем в той местности, которая звучит, как воинственный клич русских солдат: «Ура-л». Я был без оружия, а русские с винтовками. Они распоряжались — я исполнял.
При этих словах гости защелкали языками и покачали головами, выражая сомнение и неодобрение.
— И в то же время это не был плен. Нет, наши генералы объявили нам, что император отдал нас взаймы Советскому правительству. За хорошую работу на прощание русские мне подарили сапоги. Вот они, — показал Дэнсай.
Тут гости снова защелкали языками и закачали головами, но теперь они выражали крайнюю степень удивления.
— Да, да, мы были не в плену, а в гостях, так написано в приказе по славной восьмой дивизии квантунской императорской армии и подписано генералом Сумитсу. Привяжите меня к земле над ростком бамбука, и пусть он меня прорастет насквозь, если это было не так!
При последних словах глаза Дэнсая зловеще сверкнули. Но никто ему и не возразил. Только старшина сказал:
— Значит, русские не победили вас в Маньчжурии?
— Нет, они просто уничтожили тех, кто попытался против них сражаться, а остальных милостиво приняли и угостили.
— Да? Но чем же могли угостить японцев эти белые варвары?
— Рисом, уважаемые мои односельчане, рисом.
— Разве в снегах России растет рис? Это невероятно! — раздались голоса.
Дэнсай насмешливо оглянулся.
Уже совсем стемнело, и теперь вокруг дома теснилось много народу. Мать зажгла висячую лампу, спускавшуюся с потолка. Она освещала домик Китидзо изнутри, как бумажный фонарь, повешенный между небом и водой рисовых полей. И гора, покрытая кривыми соснами, и все темные постройки растворились во мраке. И теперь, видимый отовсюду, отраженный в рисовых полях, всем сверкал и всех притягивал только этот маленький крестьянский домик, внутри которого сидел необыкновенный, потерянный и вернувшийся сын Китидзо.
Дэнсай прислушался, как стучат по дороге деревянные сандалии спешащих его послушать односельчан, откашлялся и сказал:
— Да, у них растет рис, но они не умеют его есть.
— О-о, вы слышали — русские не умеют есть рис!
— Да, они берут его не двумя палочками, как мы, а большими ложками, вот такими.
Вытащив из-за голенища сапога, Дэнсай показал странный предмет наподобие игрушечной лодки с ручкой, и все рассмеялись.
— Ну, ну, что там еще? — поощряли соседи.
И, боясь пропустить хоть одно слово, высокая Оеси прикрикнула на ребенка:
— Да замолчишь ли ты? Не то прибежит лягушка со стеклянными глазами и тебя первого задавит!
Ее сыну Тинтаю было уже четыре года, и он самостоятельно выбегал на большую дорогу, где не раз пугался этих страшных железных созданий.
Тинтай замолчал, засунул палец в рот.
А какой-то парень простодушно расхохотался:
— Ай-ай-ай! Чтобы есть такой штукой, надо иметь много риса!
Всех удивляла ложка. Один из соседей взял ее в руку.
— Вот чудаки! Разве можно употреблять за столом такую посудину? Да ею можно зацепить сразу все, что в чашке! Съешь все один и оставишь голодными отца, мать и тетушку с бабушкой!
Это замечание вызвало неудержимый смех. Смеялся даже полицейский, которому было приятно, что Дэнсай так потешается над русскими.
— Охо-хо, какие смешные люди! Разве можно совать в рот рис таким способом! — сказал толстый Кихей, утирая слезинки, выступившие от смеха на его заплывших глазах.
— Теперь мне беда: я приучился есть рис такой русской ложкой… Не знаю, как я удержу теперь наши тонкие палочки, — сказал Дэнсай.
— Ого, не бойся, — ответили тут из толпы, — мы сами отвыкли от них.
— Был бы рис, а есть научишься.
— Позвольте, а разве все мои соседи не рисосеи? Разве мы не среди рисовых полей?
— Дэнсай, Дэнсай, еще про русских, это смешно!
— Хорошо. Там много смешного. Они живут как большие чудаки. У них, например, нет помещиков. Совсем нет.
— Так откуда же они берут землю? — раздался недоуменный голос. — Ведь ее можно доставать, арендуя у помещиков!
— Они понятия не имеют, что значит «арендовать землю».
— Вы слышали? Они не умеют даже обращаться с землей! — обрадовался управляющий помещика. — Недаром нас призывал император на эти пустынные пространства.
— Но эти пространства засеяны, — сказал Дэнсай, — и урожаи с них велики.
— Куда же они их девают?
— Часть государству, а остальное себе.
— А помещику?
— Так у них же нет помещиков. Вот беда. Поэтому они и не знают, куда девать урожай. Им, несчастным, поэтому и приходится иметь такие большие ложки…
Раздался смех, вначале неуверенный, слабый, потом пошел все больше, сильней и наконец перешел в хохот.
— Дэнсай, соври про что-нибудь еще.
— Расскажите лучше вы, односельчане, как у вас дела с помещиками. Не собираются ли власти дать арендаторам хоть немного земли?
— Собираются, намереваются, Дэнсай. Этот вопрос уже разбирается в парламенте. Третий год уже. Мы ждем и радуемся. Свои дела мы знаем, расскажи про чужие.
— Про чужие? Видел я и чужие дела, когда проезжал домой по Маньчжурии и по Корее.
— Ну-ну, как они теперь живут без нас, беспомощные люди?
— О, там ужасно плохо: там пропали помещики.
— Как же они могли пропасть, Дэнсай?
— Не знаю. Как только пришли русские, так они и пропали. Они не могут жить в одной атмосфере с русскими.
— А как народ?
— Народ берет большие ложки.
— Ну да, ведь ему больше не нужно половину урожая отдавать помещикам! — догадался простой парень.
— А к нам вот пришли американцы, — пробормотал кто-то тоном сожаления, — и наши помещики все целы!
— Давай о русских, Дэнсай, наш слух оскорбляется упоминанием о китайцах и корейцах. Довольно о них! — крикнул староста. — Еще о смешных русских.
— Да, они совсем смешные — у них, например, старший не может ударить младшего. Начальник не бьет подчиненного.
— Хо-хо! — обрадовался старшина. — Вот видите, какие там слабые начальники!
— Нет, я бы не сказал! Наши начальники подчинялись им, как трава подчиняется ветру, — ответил Дэнсай.
— И офицеры там не бьют солдат?
— Нет, это не полагается по их закону.
— Как же они постигают военную науку?
— На спинах врагов, очевидно. И лучше, чем мы. Мы били англичан, колотили американцев, а русские отшлепали нас, как школьников…
— Ну, это уж слишком! Ты заговариваешься, Дэнсай! Твой слабый ум не привык к долгой беседе. Я прекращаю эту беседу, чтобы не утомлять тебя, Дэнсай! —