проснулась...

Кристина осталась одна в тётушкином доме. Первое время ей было очень одиноко и пару недель она прожила с родителями в деревне, но потом вернулась в город, в тётушкин дом, к своей работе и новым заказам.

Теперь она  стала чаще задумываться, для чего она живёт? Для кого работает? Ведь всё, что ей нужно, она могла достать из своего сундучка...

И однажды  Кристина призналась себе, что  она мечтает  и думает  только о принце. Один раз ей даже удалось увидеть его на улице. Ловко гарцуя на своём белом, породистом скакуне, покрытым попоной, украшенной драгоценными камнями и золотом, принц возглавлял колонну сверкающих доспехами рыцарей.. Приветливо улыбаясь подданным, он казался весёлым, счастливым и беззаботным. Толпа приветствовала его радостным ликованием. Все  вокруг славили принца, осыпали его цветами, размахивали шарфами  и флагами с его гербом.

Кристина смотрела на него, как на божество. Один раз ей показалось даже, что и он взглянул в её сторону, пристально посмотрел на неё и улыбнулся именно ей. Во всяком случае, Кристина хорошо помнит, как их взгляды  пересеклись. Она  тогда быстро опустила глаза, кровь прилила к её щекам, ей стало невыносимо жарко и душно. Девушка с трудом выбралась из толпы и, вернувшись домой, долго не могла успокоиться. С тех пор она почти каждую ночь видела принца во сне...

4.

Проходили недели и месяцы, и вскоре Кристина стала самой модной портнихой во всём  королевстве. Все придворные дамы стремились заказывать платья именно у неё. Казалось, она одна обшивает всю городскую знать.

— И как она одна со всем этим справляется? — судачили о Кристине соседки. — И откуда берёт такие фантастически  красивые  ткани? А кто ей подсказывает такие невероятно оригинальные  фасоны?

Кристина была совершенно равнодушна к славе. Зато теперь она первой узнавала все придворные новости.

— Вот, говорят,  её величество недолюбливает принца — шепнула ей как-то одна из придворных дам. — А ведь это неправда! Государыня так добра к нему, что даже собирается женить его на своей дочери...

— А разве у королевы есть дочь? — испуганно спросила Кристина.

— Есть. Но об этом пока мало кто знает. Скоро принцесса  прибудет во дворец, вот тогда-то и начнутся настоящие торжества. А я у вас закажу сразу же несколько платьев, милочка...

Кристину эта новость так поразила, что она долгое время не могла успокоиться — несколько часов сидела ошеломлённая, замкнувшись в себе и уставившись в одну точку, а потом заставила себя встать и снова принялась за работу.

Прибытие принцессы было обставлено с  невероятной пышностью.

Возвышаясь над толпой, величаво раскинувшись на украшенных золотом носилках, она продвигалась по центральным улицам города, едва отвечая на знаки внимания, которыми одаривал её народ. Все были бы очень довольны новой госпожой, если бы не одно обстоятельство: лица принцессы так никто и не увидел — оно было окутано густой вуалью.

По поводу внешности принцессы стали высказывать множество  противоречивых догадок: одни считали, что  она невообразимо уродлива, и поэтому прячет своё лицо. Другие говорили, будто под покрывалом  принцесса скрывает настолько ослепительную красоту, что поражает каждого, кто только осмеливается взглянуть на её лицо.

— Интересно, как она выглядит на самом деле? — размышляла Кристина, полагая, что неплохо было бы устроиться на должность  королевской модистки.

Её желание исполнилось неожиданно быстро: город наполнился слухами о предстоящей свадьбе, и всем портным было предписано явиться во дворец с лучшими образцами своих изделий. Платья Кристины удостоились наивысшей оценки.  Девушку поселили во дворце, выделили помещение под мастерскую и  специальным указом  поручили ей приготовить подвенечный наряд для принцессы.

“Вот теперь мы и увидим, какая ты на самом деле”, — размышляла Кристина, отправляясь снимать с неё мерку. Приближаясь  к покоям принцессы, девушка услышала прелестные звуки арфы, к которым ещё через минуту присоединился изумительной красоты женский голос, необычайно глубокий и сильный. Казалось, что звучал какой-то фантастический музыкальный инструмент.

— Это её высочество изволят музицировать, — почтительно отозвался лакей, пропуская портниху в покои принцессы.

 “Наверное, это какая-нибудь новая фрейлина”, — подумала Кристина, о девушке, поющей под собственный аккомпанемент. Остальных она уже знала в лицо.

Пение закончилось, и фрейлины восторженно захлопали в ладоши, наперебой выражая своё восхищение. Кристина тоже попыталась выразить свой восторг, но ею вдруг овладело какое-то странное оцепенение. Она стояла, как пригвождённая, и не в состоянии была даже пошевельнуть рукой.

— К вам прибыла портниха, ваше высочество, — обратилась одна из фрейлин к девушке с арфой, и та обернулась.

Впечатление, произведённое пением принцессы, было ничто в сравнении с её ослепительной красотой.

На какой-то момент Кристине даже показалось, будто  принцесса светится изнутри — такое странное сияние излучала её неестественно белая, с голубым,  перламутрово-жемчужным оттенком кожа. Мерцающим голубоватым свечением выделялись и её огромные, светло-голубые глаза. И уже совершенно нестерпимым блеском светились её необычайной красоты волосы, цвета белого золота.

“Какая-то нечеловеческая красота!” — подумала Кристина, чувствуя лёгкий озноб и приступ дурноты. Ноги её вдруг ослабели, руки беспомощно опустились, всё перед глазами поплыло, а голоса придворных показались  гулкими и далёкими.

— Ну, что же ты? Принцесса тебя ждёт! —  торопили Кристину фрейлины.

— Да,  да... Я сейчас... — беззвучно прошептала девушка и, зачем-то взяв в руки ножницы, двигаясь как в тумане, она направилась к принцессе.

Ноги тоже отказывались повиноваться Кристине и, споткнувшись о педаль арфы, она неожиданно потеряла равновесие, поранив остриём ножниц запястье принцессы. На белоснежной руке проступила тёмненькая полоска крови и буквально через секунду исчезла. Ранка бесследно затянулась, и ни принцесса, ни фрейлины ничего не заметили.

“Как это странно,  что она не чувствует боли! Может быть она — ведьма?” — размышляла Кристина, возвращаясь к себе в мастерскую.

Общение с принцессой оставило неприятный осадок. Слабость и дурнота сменились невыносимой головной болью.