спокойно.

— Мы сами решим, что нам делать, — заявил Пит, но уже более мягким тоном. — И смотри, чтоб без глупостей — знаешь нас.

— Я управлюсь с ним, Джеф, — сказал Седая Борода. — Поднимайтесь, Джингаданджелоу.

Торговец вечной жизнью заметно прибавил в весе — доски жалобно заскрипели, когда он ступил на площадку. Седая Борода посторонился, и Джингаданджелоу прошел в комнату. Увидев Марту, он произвел грузным туловищем движение, напоминавшее поклон, и поставил свою лампу на каменную полку в стене. Он стоял, тяжело дыша, и наблюдал за Мартой и Тимберлейном.

— Это визит вежливости? — спросила Марта.

— Я пришел заключить с вами сделку.

— Мы не заключаем сделок. Это ваше занятие, — возразил Седая Борода. — Если два ваших головореза хотят получить обратно свои револьверы, я готов их вернуть завтра утром. При условии, что вы дадите надлежащие гарантии.

— Я пришел обсуждать не это. Хотя я и оказался в несколько невыгодном положении, вам все же ни к чему говорить столь резким тоном. У меня есть для вас одно предложение.

Марта холодно взглянула на него.

— Доктор Джингаданджелоу, мы надеемся продолжить путь завтра рано утром. Будьте любезны, скажите прямо, что вам угодно.

— Это как-то связано с той девушкой, Чаммой? — спросил Седая Борода.

Пробормотав что-то насчет помощи, которая ему потребуется, чтобы снова встать, Джингаданджелоу сел прямо на пол.

— Вижу, у меня нет выбора, придется выложить кое-какие карты на воображаемый стол. Я хочу, чтобы вы оба великодушно выслушали меня. По правде говоря, мне необходимо облегчить душу. И, смею заметить, весьма прискорбно, что вы встречаете меня с неприязнью. Несмотря на тот небольшой инцидент на пароходе, я отношусь к вам с прежним уважением.

— Мы хотели бы узнать о девушке, которая у вас живет, — напомнила Марта.

— Вы сейчас узнаете все. Как известно, в последние столетия своей деятельности я много путешествовал по центральным графствам. Во многих отношениях я похож на Байрона — принужден странствовать и страдать… Во время своих странствий я редко встречал детей. Конечно, как мы знаем, их и не должно быть. Но разум мне подсказывал, что действительное положение вещей может разительно отличаться от очевидного. Кроме того, я принял к сведению ряд обстоятельств, которые собираюсь теперь изложить.

Вы, вероятно, помните ту давнюю эпоху до крушения древней технологической цивилизации — двадцатый век от Рождества Христова. Тогда многие специалисты высказывали разнообразные мнения о последствиях взрыва бомб в космосе. Одни полагали, что через несколько лет все опять войдет в прежнее русло, другие — что радиоактивность сотрет все живое с лица нашей грешной, но нежно любимой планеты. И теперь мы, счастливо дожившие до настоящего времени, убедились в ложности обоих предсказаний. Верно?

— Верно, продолжайте.

— Благодарю вас, я продолжаю. Другие специалисты считали, что с годами радиоактивность поглотится почвой. Я думаю, это предсказание сбылось. А если так, то некоторые более молодые женщины, по-видимому, вновь обрели способность давать потомство.

Признаюсь, сам я не встретил ни одной плодовитой женщины, хотя в своем новом качестве внимательно искал их. И тогда я невольно задался вопросом: «А как я повел бы себя на месте женщины лет этак шестидесяти, у которой вдруг обнаружилась способность производить — как мы говорим — поколение Второго Времени?» Это, конечно, теоретический вопрос, но как бы вы ответили на него, мадам?

— Если бы я могла иметь ребенка? — медленно переспросила Марта. — Ну, наверно, обрадовалась бы. По крайней мере, много лет я считала, что это большая радость. Но я бы не хотела показывать своего ребенка другим. Особенно я старалась бы беречь этот секрет от таких, как вы, потому что тогда мне грозило бы… нечто вроде принудительного спаривания.

Джингаданджелоу внушительно кивнул. Разговорившись, он постепенно вернулся к обычной манере.

— Благодарю вас, мадам. Итак, вы постарались бы спрятаться сами и спрятать ваше дитя. В противном случае вас могли и убить, как это случилось с одной глупой женщиной, которая родила девочку в окрестностях Оксфорда. Если некоторые женщины еще становятся матерями, надо полагать, многие из них делают это в уединенных поселениях, вдали от наезженных дорог. Известия о родах не распространяются.

Теперь рассмотрим положение детей. На первый взгляд их судьба достойна зависти, и все взрослые вокруг должны лелеять и защищать их. Более глубокое размышление убедит вас в обратном. Черная зависть бездетных соседей будет поистине невыносимой, и престарелые родители не смогут уберечься от последствий этой зависти. Детей будут похищать старые ведьмы, одержимые мыслью о материнстве, или помешанные бесплодные старики. Маленькие дети повсюду становятся жертвами тех негодяев, с которыми мне приходилось иметь дело лет восемьдесят назад, когда я странствовал с бродячей ярмаркой. Если же дети — мальчики или девочки — достигают подросткового возраста, страшно даже подумать, какие мерзкие домогательства их ожидают…

— Чаммой, несомненно, подтвердила бы ваши слова, — прервал его Седая Борода. — Оставьте лицемерие, Джингаданджелоу. Переходите к главному.

— Чаммой нуждается в моей защите и моем моральном влиянии; кроме того, я одинокий человек. Но главное вот что: самая большая угроза ребенку исходит от человеческого общества! Если вы спросите, почему нет детей, ответ прост: если они существуют, они скрываются в глуши, там, где нет людей.

Марта и Седая Борода обменялись взглядами; несомненно, оба признавали правдоподобие этой догадки. На память приходили распространившиеся лет десять назад слухи о гномах и маленьких, похожих на людей существах, которые скрывались в зарослях и исчезали при появлении человека. И все же… такое слишком трудно проглотить сразу: вера в живых детей давно увяла.

— Вы сошли с ума, Джингаданджелоу, — резко заявил Седая Борода. — Вы одержимы стремлением раздобывать побольше этих юных созданий. Пожалуйста, оставьте нас. Мы не хотим больше слушать, нам достаточно собственного безумия.

— Подождите, это вы сошли с ума, а не я! Разве мои доводы недостаточно ясны? Во всяком случае, они гораздо разумнее вашего безумного желания добраться до устья реки. — Он наклонился вперед и театральным жестом стиснул пальцы. — Послушайте меня, Седая Борода! Я же не зря вам все это говорю.

— У вас есть веская причина?

— Достаточно веская. У меня есть идея. Это самая лучшая из всех моих идей, и, я уверен, вы оцените ее — оба оцените. Вы разумные люди, и я был очень рад снова